Персики для месье кюре
Шрифт:
«Кто бы это мог быть? — удивилась я. — Ведь сейчас все заняты ужином. И с чего бы это женщина-мусульманка вдруг решилась войти в спортзал, где бывают исключительно мужчины?»
Спрятавшись в узком проходе, тянувшемся по другую сторону зала, я дождалась, когда женщина в черном появится вновь. Ждать пришлось не больше пяти минут. Вышла она уже без коробки, с головы до ног закутанная в покрывало, но, приглядевшись, я все же узнала в ней Захру Аль-Джерба. Я тут же вышла из своего темного закоулка и громко ее окликнула:
— Захра!
Ее выдали цвета ауры, как она ни пыталась скрыться под своим никабом.
— А, это вы, Вианн. Я просто принесла кое-какие вещи старого Маджуби.
— В спортзал?
Она пожала плечами.
— Мне не хотелось им мешать. И потом…
— Вам не хотелось встречаться с Каримом.
Она вздрогнула.
— Почему вы так думаете?
Я улыбнулась.
— Да просто вспомнила, как ваша бабушка восхищалась его внешностью. И он ведь действительно очень хорош собой! Не так ли?
— Да, он очень красив, — согласилась она. — И очень опасен. Но не беспокойтесь. Меня он вряд ли сведет с ума.
Я была удивлена ее тоном. После признаний Алисы и после моей собственной встречи с Каримом у меня создалось о нем вполне определенное впечатление. Женщины и мужчины всех возрастов, буквально все — от Оми до Алисы — уверены, что Карим неверен своей жене, но обвиняют в этом, похоже, не его, а Инес. А вот Захра почти насмешливо относится к возможности того, что тоже падет жертвой его очарования. Странно.
— Извините, я должна идти, — сказала Захра, — а то остальные будут гадать, куда это я подевалась.
Она поспешила к дому, а я смотрела ей вслед и думала, что она довольно справедливо охарактеризовала Карима. Однако поведение Захры несколько меня озадачило. Зачем она принесла вещи старого Маджуби в спортзал, да еще так поздно вечером? И почему она с таким явным недоверием относится к Кариму, если все остальные его просто обожают?
Я подошла к дверям зала. Над ними, как всегда, сияла неоновая вывеска. Внутри стояла тишина. Я слегка толкнула дверь, и она оказалась открытой. Внутри стоял запах хлорки и болота: старые здания в Маро во время паводка моментально затопляет, а сейчас вода в Танн стоит очень высоко. Но помимо этого я не заметила ничего необычного; в темном зале в отблесках рекламы виднелись очертания беговых дорожек и «коней» для опорных прыжков.
— Эй! — на всякий случай крикнула я. — Здесь кто-нибудь есть?
Ответа не последовало.
Я закрыла дверь и вернулась на бульвар. В дальнем конце узкого прохода, ведущего к реке, сияли огни, слышалась музыка, звучали чьи-то звонкие голоса. Речные цыгане явно что-то праздновали. Я прошла по бульвару до спуска к старому причалу и остановилась под деревьями; сквозь ветви я видела на берегу костры и мелькавшие тени людей. Пламя костра всегда меня притягивало, и я вдруг поняла, что незаметно для себя самой уже двинулась к причалу. Кто-то пек картошку в костре, разведенном в металлической бочке, а двое других наблюдали за ним с палубы суденышка. Рядом некто третий упражнялся в обезьяньих прыжках и вопил: «Бам! Бам! Бадда-бам!»
Я вышла из-под деревьев.
— Мама! — закричала Анук. — Мы нашли Жозефину! И ты только посмотри, кого еще мы нашли!
Жозефина, сидевшая на причале,
— Я все хотела пойти тебя поискать, — сказала она, — но…
Я не слушала, что она говорит мне. Все мое внимание было сосредоточено на фигуре человека на берегу; свет костра золотил его лицо, а волосы цвета перца так и пламенели в красноватых отблесках…
— Привет, незнакомка, — сказал человек, обращаясь ко мне.
Ну да, кто же еще это мог быть? — подумала я.
Это, разумеется, был Ру.
Глава вторая
Пятница, 27 августа
Жозефина тут же принялась объяснять:
— Я отправилась искать судно. Думала, если я его найду, то, может быть, найду и Рейно… — Она пожала плечами. — Однако Рейно я не нашла. Зато нашла Ру. И с ним была та женщина.
Ру улыбнулся. У Ру очень заразительная улыбка, легкая и вместе с тем странно неуверенная; улыбка постепенно добралась и до его глаз, но ей мешал застывший там вопрос. Я влезла на причал и обняла Ру. От него пахло дымом костра и еще чем-то неопределимым, но знакомым, как звуки ветра. Возможно, это был запах дома. Я губами отыскала его губы; мы поцеловались, и на какое-то время ответ на тот вопрос был найден.
— Ты что, телефон вообще никогда не включаешь? — спросила я.
Он усмехнулся:
— Я потерял зарядное устройство. А потом, когда нашел и прочел все твои послания…
— Теперь это уже не имеет значения, ведь ты здесь. Но где же Инес?
Теперь пришла очередь Ру рассказывать. Оказывается, он приехал сюда поездом два дня назад, встретил в Ажене своих друзей и присоединился к ним. На реке Ру знает каждый от Гаронны до Верхней Танн; он работал практически на каждом судне, и люди инстинктивно ему доверяют. В общем, его старое черное судно они нашли ниже по течению в пригородах Ажена, пришвартованное к берегу в самом неподобающем месте, и на борту по-прежнему находились Инес и Дуа. Судно Ру сразу же узнал; починил мотор и отвел обратно в Ланскне.
— Ну а что же Инес?
Ру пожал плечами.
— Она сказала, что у нее здесь возникли проблемы. Хотя судно она уводить вовсе не собиралась. Но когда оно само поплыло вниз по течению, ей не удалось повернуть назад.
— И она тебе все это рассказала?
— А почему бы ей было все это мне не рассказать?
Да, конечно, люди действительно всегда ему все рассказывают. Есть в Ру что-то такое, что неизбежно вызывает доверие. И куда бы он ни пошел, он, точно дудочник-крысолов, привлекает всех — детей, животных, людей, попавших в беду. И все же в нем чувствуется постоянное желание сохранить дистанцию, не подпустить к себе слишком близко; и эту дистанцию никому еще не удавалось преодолеть. С этой особенностью Ру связано и его глубокое, хотя и спокойное, нежелание говорить о каких бы то ни было событиях собственного прошлого, объяснять свои поступки, какими бы обстоятельствами они ни были вызваны. Вот и со мной он не пожелал говорить о Жозефине и ни словом не упомянул о существовании Пилу, хотя не мог не понимать, что в данном случае его молчание выглядело по меньшей мере подозрительным.