Персиковый сад (сборник)
Шрифт:
– Доброго здоровья, Марья Петровна!
Это Софья. У колодца живет. Я к ней в баньку хожу.
– Здравствуйте, бабушка!
Светланка это, Арсентича внучка. Совсем невестой стала.
А тут слышу: данг-данг, дан-дан-данг. Сережка стадо домой гонит. Ага, надо корову встречать. Тоже дело не хитрое. Встану у двора, протяну руку и зову:
– Зорька! Зорька!
Подойдет она и ткнется губами своими мягкими мне в ладонь.
– Ну, здравствуй, Зоренька! Пошли, подою тебя.
Еще один день прожит с Божьей помощью…
2. Истории Дионисия, Иннокентия и других святых и грешных отцов
Цыганская клятва
Денис
– Рождество Твое, Христе Боже наш…
Праздник, собственно, и заключается в ожидании праздника.
Хорошо, думал отец Дионисий, хорошо, что можно от дома до храма идти пешком, а не давиться в переполненном автобусе. Указом правящего архиерея его назначили клириком большого собора, расположенного в одном из крупных районов города и всего в двух кварталах от квартиры родителей, в которой он проживал с молодой супругой за неимением собственного жилья. Хорошо!
Хорошо, когда тебе двадцать лет, когда у тебя молодая жена и когда твоя мечта исполняется в самом начале жизненного пути. А мечта у отца Дионисия была такая: стать пастырем овец Христовых.
Хруст-хруст-хруст. Вкусно хрустит снег.
– …Возсия мирови свет разума…
Хруст…
В то время как одноклассники мечтали о карьере юристов, бизнесменов, а некоторые еще по старинке врачей и даже космонавтов, Денис Лапин грезил служением Церкви. И, наблюдая за стареньким отцом Сергием, на исповедь к которому тайком от родителей водила маленького Дениску бабушка, он ни о чем другом не помышлял. И потом, в семинарии, куда он, преодолев твердыню родительского сопротивления, все-таки поступил, виделось ему, как в полном облачении с крестом в руках выходит он на амвон и, обращаясь к народу, говорит такие слова, такие, от которых сердце начинает биться чаще, а на глаза наворачиваются слезы.
Денис представлял себя то Иоанном Кронштадтским, то Иоанном Крестьянкиным, то Николаем Японским, то Андреем Кураевым. Он утешал людей в скорбях и проповедовал Слово Божье, он исцелял больных и обращал на путь истины заблудших. Сердце горело в груди и рвалось в бой. Посрамленные рериховцы толпой возвращались в лоно Церкви, кришнаиты каялись в ереси и молились Христу, пустоглазые адепты «Церкви Объединения» публично отрекались от корейского мессии и, взявшись за руки, как первоклашки, устремлялись к Мессии истинному… Жатвы-то сколько! А он – делатель на этой жатве. «Воин Христа Бога нашего»! [1] И от радости у него перехватывало горло.
– …В нем бо звездам служащий, звездою учахуся…
Хорошо быть молодым! Как поется в песне: просто лучше не бывает.
Еще в семинарии, изучая пастырское богословие, он определил у себя все семь признаков, говорящих, по слову апостола, о наличии вкуса к священству. Ему хотелось, как писал отец Сергий Булгаков, служить Богу и врачевать души человеческие, возрождать их для Царствия Божьего. С детства христианство было для него единственным ключом к познанию мира. Этот ключ он с радостью отдал бы первому встречному, лишь бы тот захотел открыть дверь, за которой лежали приготовленные для него все сокровища мира – и дольнего, и горнего.
Хруст-хруст. Хорошо быть молодым…
Первые месяцы
С матушкой ему повезло. Избранницу звали Валентина, она окончила епархиальное училище и, благодаря святителю Филарету, придумавшему когда-то эту форму обучения для девушек, и нынешнему архиерею, возродившему ее после векового забвения, была готова нести крест помощницы мужа-священника безропотно и достойно. Валентина немного и втайне гордилась, что муж у нее такой молодой, красивый, умный, такой… стройный в своей черной рясе, такой голосистый и рассудительный. Вон сколько к нему людей после службы подходят, сколь обширными знаниями надо обладать, чтобы отвечать на многочисленные и, безусловно, сложные вопросы духовной жизни!
Сам отец Дионисий ждал таких вопросов и готовился к ним, но в жизни оказалось все много прозаичнее. За два месяца только однажды после службы к нему подошел молодой мужчина интеллигентного вида и спросил, как Церковь относится к таким произведениям, как «Мастер и Маргарита» Булгакова? С вдохновением отец Дионисий принялся было излагать свою точку зрения на инфернальную литературу вообще и на булгаковский роман в частности, но мужчина прервал его и сказал, что иеромонах такой-то, ссылаясь на христианскую аскетику и учение Святых Отцов, запретил ему читать романы, а заодно слушать современную музыку и посещать театр. «Читай Священное Писание и слушай церковное пение, остальное все от лукавого!» – такой совет получил он от черноризца. «Вот как ваша Церковь смотрит на культуру!» – подвел итог мужчина и, махнув рукой, ушел, недовольный. Отец Дионисий так и не понял, чего же он хотел услышать от него, зачем спрашивал, если не дождался ответа.
Правда, один раз в полупустой маршрутке он не удержался и вступил в спор с двумя молодыми мормонами, активно охмурявшими девушку на заднем сиденье. К несчастью, старейшины Виктор и Николай быстро ретировались, сославшись на то, что им надо выходить, а распалившийся отец Дионисий еще долго рассказывал обалдевшей девице о жутких традициях «святых последних дней». Он так увлекся, что проехал свою остановку.
В основном же вопросы прихожан были о еде, о детях, о пьющих мужьях и разводе с ними, о поминках в пост и происках колдуньи-соседки… Денис огорчался, но не унывал, отвечал, следуя апостолу, сдержанно, со смирением, справедливо полагая, что все у него еще впереди. Видавшие виды пожилые священники подшучивали над его юношеской восторженностью, но не зло, потому что помнили себя в этом возрасте, а он на них за это не обижался, да к тому же, обладая чувством юмора, умел ответить на шутку шуткой.
Богослужение в сочельник Денису нравилось всегда. И в детстве, когда бабушка оставляла его одного посреди храма, и он стоял, задрав голову, маленький, ниже аналоя, и замирал в восторге, глядя на вдохновенные лики евангелистов под сводами в таинственном полумраке. И позже, когда уже юношей читал на клиросе псалмы или выносил из алтаря свечу перед Евангелием. А теперь ему впервые, как священнику, самостоятельно предстояло служить Царские часы навечерия.
– …Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока… – напевал про себя отец Дионисий под хруст снега. Хорошо! Утром накануне Рождества в церкви народу немного, и потому служба какая-то очень личная, будто для тебя одного совершается. И алтарь, и клирос сходятся посреди храма. Евангельские тексты торжественно звучат в тишине. Слышно, как потрескивают свечи, и в свежем утреннем воздухе тонко пахнет ладаном. Белые ризы и стихари словно инеем покрыты – того и гляди тоже захрустят.