Персона царских кровей
Шрифт:
Она хваталась за любую соломинку, водила Леночку к врачам и бабкам-знахаркам, собирала какие-то лечебные травы, освоила все существующие виды массажа… Прочитала кучу книг на тему развития умственно и физически отсталых детей, изучила все методики занятий с ними.
Врачи только качали головами – медицина в данном случае была бессильна. Правда, они признавали, что материнская любовь творит чудеса.
Леночка хоть и с трудом, но научилась ходить, годам к пяти говорила так, что ее понимала уже не только мама, самостоятельно
Время шло, каждое крошечное достижение ребенка давалось Ольге ценой огромного нечеловеческого труда. Она полностью забросила себя и семью, думала только о своем больном ребенке, больше в ее душе никому и ничему не было места.
Супруги все больше отдалялись друг от друга, каждый был по-своему одинок. Сергей проводил много времени на работе, иногда Ольга срывалась и упрекала его в том, что денег мало, что он специально приходит домой поздно, оставляет ее наедине с их общей бедой.
А Сергей все чаще вспоминал слова старого опытного доктора Марты Альбертовны и чувствовал, что она была права тогда, в роддоме.
Однажды Ольга не выдержала и прямо сказала мужу, что так больше не может продолжаться.
– Ну, что же теперь делать? – безнадежно спросил ее Сергей. – Не можем мы отказаться от ребенка теперь, когда она привыкла к семье и дому, надо было сделать это раньше…
– Как ты мог такое подумать?! – вспылила Ольга. – Я не говорю, что собираюсь отказаться от своего ребенка! У меня такого и в мыслях не было! Леночка – моя плоть и кровь!
– Тогда о чем же ты говоришь?
Ольга сказала, что хочет вернуться в свой родной город Зауральск.
– Там у меня родная мама, она не работает и поможет мне растить Леночку. Я буду с ней не одна… У мамы дом с садом и огородом, Леночка будет много бывать на свежем воздухе, к тому же все свежее, с грядки…
Сергей понял, что жена выбирала между ним и ребенком – и сделала свой выбор.
Ольга переехала в Зауральск. Сергей посылал ей туда деньги. Первое время жена ему отвечала, они переписывались и перезванивались, но со временем Ольга все больше ожесточалась от трудной жизни и, видимо, начала винить мужа во всех своих несчастьях. Она перестала отвечать на его письма и звонки, хотя деньги принимала.
– А потом Евгений Иванович ушел на пенсию, и больше ничего о них не знает, – закончила Милка свой рассказ. – Представляешь, Надя, рядом с нами, можно сказать, почти на наших глазах разворачивалась такая драма, а мы совершенно ничего не знали!
– Потому и не знали, что Сергей этого не хотел. Ему вовсе не понравилось бы, чтобы весь институт обсуждал его семейные проблемы. Поставь себя на его место…
– Не дай бог! Да, Надя, – спохватилась Милка, – а почему тебя все это так заинтересовало?
– Да так… есть тут обстоятельства… – уклончиво ответила Надежда. – Большое тебе спасибо, ты мне очень помогла…
– Что это за обстоятельства? – не сдавалась Мила. – Ты
– Ой, Мила, что-то опять тебя стало плохо слышно! – проговорила Надежда и оборвала разговор.
И опять она не услышала щелчок, который раздался, когда кто-то положил на рычаг трубку параллельного аппарата.
Надежда вышла в сад, приводя в порядок свои мысли и переваривая информацию, которую сообщила ей Милка.
Нет, эта девица, которая представилась ей Леной Баруздиной, никак не похожа на недоразвитую. Конечно, с тех пор прошло много лет, и самоотверженный труд Ольги мог принести заметные результаты, однако какие-то следы врожденной аномалии должны были сохраниться. А эта девушка выглядит вполне здоровой физически и психически…
Кроме того, те письма, которые Надежда прочла в компьютере Сергея. Это были письма совершенного ребенка, а ведь они написаны совсем недавно… Значит, настоящая Лена Баруздина в лучшем случае достигла развития восьмилетнего ребенка, а эта особа – самозванка…
За этими мыслями Надежда прошла значительную часть сада и оказалась в его более запущенном углу, позади садового сарая, где Павел держал свои инструменты. Впереди, за густыми кустами шиповника, показался старый колодезный сруб, оставшийся с тех пор, когда здесь была избушка Игната Сапрыкина.
Надежда хотела вернуться к дому, но вдруг небо над ней раскололось, на ее голову обрушился сильный удар, и Надежда Николаевна потеряла сознание.
Надежда пришла в себя от резкого, пронизывающего холода.
Она пошевелилась и почувствовала мучительную, пульсирующую боль в голове. А еще поняла, что лежит в воде. В холодной, затхлой, грязной воде.
Надежда застонала и открыла глаза.
Впрочем, от этого ей стало нисколько не легче: вокруг нее было темно, как в желудке у кита.
Она снова пошевелилась и мысленно произвела ревизию своего тела.
Кажется, переломов нет, только несколько ссадин, да голова буквально раскалывалась. Зато Надежда совершенно не могла понять, где находится и как она здесь оказалась. Она лежала в мелкой холодной воде, очень неудобно подогнув руки и ноги, вокруг были осклизлые деревянные стены.
Холодная вода натолкнула ее на спасительную мысль: Надежда как следует намочила в этой воде рукав и приложила его к голове, к тому самому месту, где мучительно пульсировала боль.
Это действительно помогло: боль съежилась и уползла куда-то в глубину, а там и совсем прекратилась.
В голове прояснилось, и Надежда вспомнила, как шла по саду, по его дальней части за сараем садовника. Вспомнила, что впереди, в нескольких шагах от нее, виднелся старый колодец.
Тут она поняла, где находится: в этом самом колодце… Отсюда и осклизлые бревенчатые стены, и холодная вода…