Персональные демоны
Шрифт:
Глава 10. Мой собственный ад
Образ Гейба, прислонившегося к зданию и засунувшего руки в карманы, заставляет мое сердце остановится.
Боже, он потрясающий.
Папа медленно подъезжает к обочине и высаживает меня перед школой.
Гейб отталкивается от стены и неспешно идет в нашу сторону, пока я вылезаю из машины.
Папа смотрит на Гейба, почти что сияя.
— Рад тебя видеть.
Гейб наклоняется
— Взаимно, сэр. Еще раз спасибо за вчерашний ужин.
— Нам было приятно.
Папа кивает и начинает отъезжать, все еще улыбаясь.
Гейб обнимает меня рукой.
— Как ты?
— Все хорошо. — Кроме того, что не могу дышать, есть и думать.
Гейб сплетает свои пальцы с моими, и мы молча заходим в здание школы, где он стоит и смотрит на меня, пока я роюсь в своем шкафчике.
Когда я поднимаю на него глаза, его улыбка лишает меня возможности дышать.
Он так красив. Мой собственный Ангел.
А я такое дерьмо…
— Ты в порядке? — спрашивает он, забирая у меня книгу из рук.
Нет.
— Да.
Он кладет руку на мою спину, чтобы провести меня дальше по коридору, но вместо этого я разворачиваюсь и прячу лицо у него на груди, прижимая его обратно к шкафчикам. Это именно то, что я хочу.
Правильно?
К черту Люка.
Но когда я смотрю в глаза Гейбу, то, что я в них вижу, пугает меня. Он такой открытый и доверчивый, а я не заслуживаю ничьего доверия.
Я игнорирую ухмылку Анжелики, когда Гейб ведет меня на английский язык.
Когда он уходит, я кладу голову на стол, ощущая огромную ледяную тяжесть чего-то неопределенного, придавившего меня к земле.
Гейб и Люк. Сложно представить двух более разных парней. Так, как я могу хотеть их обоих? Но я хочу. И со вчерашнего вечера Гейб меня пугает даже больше, чем Люк. Я не верю в любовь, но именно ее я и чувствовала. Я чувствовала, как она шла от него, и чувствовала ее внутри себя.
Я поднимаю голову со стола, смотрю на свои трясущиеся руки… и подскакиваю, когда Люк садится рядом со мной.
Если Гейб — мир и любовь, то Люк все остальное: жажда, страсть… с этой его обольстительной энергией, заставляющей меня хотеть его всеми возможными способами.
И, очевидно, я не единственная, на кого он так воздействует. Я поднимаю глаза и вижу мелькающую в проеме двери Анжелику, которая изо всех сил пытается сделать вид, что она тут случайно.
Он одаривает меня хитрой улыбкой, когда наклоняется в мою сторону, поставив локти на стол, и на мгновение вспышка гнева обжигает меня, заставляя всем сердцем желать стереть эту улыбку с его лица при помощи кулака.
Он смотрит мне в глаза.
— Прости, не хотел тебя напугать.
Но вы меня пугаете. Вы оба. Вы пугаете меня до чертиков.
— Я просто устала, — говорю я. И это правда. Я не могла
Я тру глаза, чтобы Люк больше не мог в них смотреть.
Весь урок английского я стараюсь не замечать электрические разряды, проходящие между нами, пока мы работаем над нашей схемой. Но мне все равно очень непросто сосредоточиться.
Звенит звонок, а мы с Люком не закончили. Сдавать завтра.
Он откидывается на спинку стула и скрепляет руки за головой.
— Соберемся после школы или получим «ноль»?
— А ты как думаешь? — отвечаю я. Мой тон передает мое недовольство. Я соскальзываю со стула и иду к двери.
— Ладно. У тебя или у меня? — говорит он, следуя за мной.
Дело в том, что папа с мамой обожают Гейба, сегодня утром они ни на секунду не могли перестать говорить о нем. Гейб, по их мнению, — своеобразное божество… в то время как Люк — не особо.
— У тебя, наверно.
— Отлично, — говорит Люк, когда мы выходим в коридор.
Он явно доволен собой. И это заставляет меня трястись от ярости.
Крышка, закрывающая мой ящик с эмоциями, взрывается, разлетаясь на множество мелких осколков, и мои губы начинают двигаться сами, не согласовывая вылетающие из них слова с доводами рассудка.
— Есть в этой школе хоть кто-то, с кем ты не встречаешься? Кроме меня, я имею в виду! — Меня всю передергивает от осознания того, что я сейчас сказала. И, похоже, я сказала об этом очень даже громко, потому что все, кто находился в радиусе десяти футов, поворачиваются в нашу сторону.
— Вау… Ну, я на самом деле не знал, что с кем-то встречаюсь в данный момент.
Лжец. Мой пульс подскакивает до неведомых высот, и я отчаиваюсь склеить крышку своего ящика из оставшихся от нее мелких осколков, поэтому я никак не в силах сдержать свои эмоции.
— Да неужели? Может, стоило сообщить об этом Анжелике, или Кэссиди, или Тейлор, или Райли?
Он прислоняется к дверному косяку, весь такой расслабленный, чем выводит меня из себя еще больше.
— Насколько я знаю, я не был ни с кем из них на свидании. Я сходил на фильм и съел по пицце с Тейлор и Райли. И, как я помню, тебя тоже звали. И я никогда и никуда не водил Кэссиди или Анжелику. Если уж на то пошло, единственная, с кем я был на свидании, — это ты.
— Не были мы ни на каком свидании, — выплевываю я. Но затем съеживаюсь, вспоминая кофе после вечеринки у Галлахеров. Именно я назвала это «свиданием».
Он отвечает, пока я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки:
— О, прости. Моя ошибка. Я думал, что наш кофе считается за свидание.
Я смотрю на облетевший черный лак на большом пальце своей ноги, пока пинаю вьетнамками отошедшую часть серого линолеума.
Я ощущаю, как гнев исчезает так же быстро, как появился, а на его место приходит сожаление.