Персонных дел мастер
Шрифт:
— Значит, московиты строят драгет? — Тучный краснолицый Ватранг обращался, казалось, не столько к шкиперу, сколько к самому себе.
— Так точно, господин адмирал, они сооружают драгет! — Старый шкипер, родом из здешних шведов, сам служил когда-то в королевском флоте и хорошо ведал, что такое драгет. Ведь варяги знали устройство переволоки так же хорошо, как и русские.
— Дайте шкиперу тридцать талеров и купите у него всю рыбу! — приказал Ватранг своему флаг-адъютанту.— И вызовите на совет флагманов!
— Так вот чья воля столкнулась с моей волей!— Старый морской
На совете младшие флагманы — и этот щеголь-француз Лиллье, и высокий белокурый викинг Эреншельд — дружно вспомнили, что не кто иной, как сам Ватранг, в начале кампании, обследуя гангутскую позицию, указал на ее слабое место: узкий перешеек, где можно построить драгет.
— Как вы были нравы, мой адмирал, совершенно правы! — Лиллье даже воздел руки, показывая всем чистоту кружевных брабантских манжет,— Конечно же, надобно было сразу встать на позиции у Тверминне, где в прошлом году я один сдержал русских!
— Хватит, господа, вспоминать прошлое! — Адмирал отвел руку от глаз и обвел флагманов строгим взглядом,— Лучше решим: какие меры принять против последних неприятельских акций?!
Порешили быстро и скоро: вице-адмирал Лиллье с эскадрой в одиннадцать вымпелов должен был немедля перекрыть главный фарватер, ведущий из Тверминне, и при попутном ветре атаковать и уничтожить стоящий в бухте русский галерный флот; шаутбенахт Эреншельд со своей шхерной эскадрой должен был пройти с запада к переволоке и встретить русские галеры жестоким огнем в момент спуска их на воду.
— Сам я остаюсь с семью линейными кораблями и двумя фрегатами у Гангута, где буду по-прежнему сторожить русских! — заключил Ватранг свою новую диспозицию.Лиллье не возражал: еще бы, ведь Ватранг уступал тщеславному французу все лавры будущей виктории, в которой не приходилось сомневаться. «А там... там я конечно же заменю старика, который дал такую промашку с дагертом!» Второй флагман с тайным превосходством посмотрел на старого адмирала.
— Но кто же прикроет прибрежный проход у Гангута, ежели я уведу свои шхерботы? — взволновался было честный и прямодушный Эреншельд.
— Не беспокойтесь, шаутбенахт, я уже приказал контр-адмиралу Таубе немедля прибыть с его галерами от Аланд к мысу Ганге. Хватит ему отсиживаться в нашем тылу и сочинять в донесениях в Стокгольм свои мифические подвиги,— успокоил Ватранг своего младшего флагмана.
Насколько старому адмиралу не нравился этот хвастун Таубе, настолько великое доверие внушал ему молодой и горячий Эреншельд.
— Настоящий викинг,— что бы ни случилось, он будет биться до конца! — И Ватранг еще раз подумал, что как хорошо, что у гангутской переволоки станет Эреншельд, а не этот лицемер и трус Таубе.
— С богом, господа! — Ватранг поднялся из-за круглого стола. Младшие флагманы бодро вышли из каюг-компании «Бремена», где состоялся совет, и поспешили к своим эскадрам. Приказы командующего были для них ясны и разумны.
Уже через
В этот ясный, погожий воскресный день 25 июля, когда у Ватранга шел военный совет, Петр с Апраксиным и веселым толстяком голландцем капитаном Бредалем гостевал на галере Михайлы Голицына. За столом речь шла о баталиях у Пелкане и Лапполы, о славном зимнем походе отряда Голицына.
— Десанты на плотах, команды лыжников, обход неприятеля по лесам и болотам — разве слыхано сие в европейской военной гиштории, капитан? — с гордостью вопрошал Петр голландца, раскрасневшегося то ли от духоты, то ли от доброго ямайского рома.
— Согласен, ваше величество! Генерал Голицын — умный и искусный генерал! — склонил голову Бредаль, хитро поглядывая на князя Михайлу. Голландец уже ведал, что именно Голицын назначен командовать десантом на Аландах и что скоро ему служить под началом этого удачливого генерала, так что ласковое слово здесь не помеха.
— При чем тут я! — с досадой возразил князь Михайло.— Еще предки наши искусны были в переправах на плотах, а на лыжах, почитай, все мужики на севере России ходят. Ну а что по лесам и болотам прошли, так и то не моя заслуга, а русского солдата!
— Послушать нашего князюшку, так у него все виктории один вахмистр Кирилыч одержал! — добродушно смеялся Апраксин.
— Наслышан о сем драгуне и сам видел, как он под Лесной генерал-адъютанта свейского короля словил! — хохотнул Петр,— Да одна беда, поначалу генерала в полон берет, а затем сам Бахусу в плен сдается!
— И все же, государь, сей вахмистр и впрямь достоин быть офицером! — убежденно сказал князь Михайло.
— Да и над Бахусом полную викторию одержал! — поддержал его Апраксин.— Я его под Пелкане самолично чаркой испытывал, и он через тот искус прошел.
— Ох не верю! — покачал головой Петр,— Но за храбрость ценю. Да ведь я и патент ему офицерский, кажется, подписал?
— Государь! — лукаво сощурил глазки Апраксин,— Да ведь пока шел твой указ, сей Кирилыч еще два подвига совершил: пленил известного тебе шведского профессора на Аландах и на днях здесь, на Ганге, взял двух перебежчиков. Вот мы с князем Михайлой и просим тебя: определи сего героя, минуя чин, в капитаны!
— А вот сие, дядя, негоже! — сердито вздернул плечами Петр.— Аль сам не ведаешь: Сенат предлагал мне накануне сей кампании, поелику я флагман линейной эскадры, чин вице-адмирала. Но я от того великого чина до первой морской виктории отказался. Пока не достоин. То же ваш Кирилыч. За Лапполу и поход на Аланды жалую его поручиком, но датчане-то на Ганге сами к нам перебежали, какой же здесь подвиг? Нет, господа, регламент офицерский надобно блюсти свято! — В сей миг, прерывая речь царя, донесся отдаленный гул, словно приближалась гроза.