Персоны нон грата и грата
Шрифт:
Я думала об этом целый день.
— Баба, — спросила я вечером, — ты говоришь, что с Лифшицем нельзя дружить. А как же Клейманы?
— Что «Клейманы»? — рассердилась почему-то Героида. — Спать иди! Ишь, умная, — Клейманы! Клейманы достойные люди, а этот бандит ничему путному тебя не научит.
Ночью, в постели, я тихо и горько плакала в подушку и подсчитывала количество лет, через которые Героида уж точно умрет.
Но она проживет еще долго. Потом, когда мне исполнится шестнадцать, она пришлет на день рождения открытку с заснеженными березками и будет
И тогда она больше не напишет ни слова.
БЛЕДНАЯ ПОГАНКА
Она, конечно, не пустит. Но я все равно поупрашиваю. Хоть нервы помотаю ей своим нытьем.
— Можно, ну ба-а…
— Нет, нельзя.
— На один часик! Пожалуйста!
— Нет, и не проси.
Сашка Лифшиц, одно только имя которого было теперь для меня табу, пригласил в субботу на день рождения. И я очень хотела туда пойти.
— Ну ба-а! Я ненадолго! Ну почему нельзя?
— По кочану. Сама потом спасибо скажешь.
Бабушка Героида смотрела в упор. Взгляд ледяной, пронзительный. Я видела все прожилки глазных яблок, все красные сосуды на белках. Как же я ненавижу тебя, подумала я. Ярость подкатила тяжелым шаром к диафрагме и стукнула в грудь изнутри. Гнев замедлил время, обострил внимание до предела. Я вдруг увидела все предметы в мельчайших подробностях. Я видела все, всю вселенную, до пятнышка на обоях, до дохлой жирной мухи между оконных рам. «Сама спасибо скажешь»… Спасибо? Да я тебя убью! Когда вырасту.
Я шарахнула дверью так, что с косяка отлетела чешуйка краски. В комнате бросилась ничком на кровать и закрыла лицо руками.
В классе была мода на анкеты — вирус залетел из параллельного шестого «Б». Хозяйка анкеты писала в общей тетради вопросы «твоя любимая песня?», «какие мальчики тебе нравятся?», «кем ты хочешь стать», «твоя мечта?» и так далее, а потом всем по очереди давала ее заполнять. В промежутках между ответами подружек вписывались куплеты из песен, толкования снов, анаграммы, акростихи, пожелания, приклеивались открытки с зайцами и медвежатами художника Зарубина…
Я сидела и заполняла анкету Таньки Капустновой, тщательно вырисовывая перьевой ручкой хвостики букв. Я очень старалась — Танька моя лучшая подруга как никак. Я увлеклась каллиграфией и не замечала, что Героида, подкравшись, словно тать, со спины, стоит и смотрит мне через плечо.
— И сидит и пишет свою галиматью! Лучше бы посуду помыла!
Я вздрогнула. Моя мечта… Моя мечта — чтоб ты сдохла, мрачно подумала я.
— Сейчас помою, — сказала я и поплелась на кухню.
Вот если бы Героиды не существовало! Эта сладкая мысль вдруг овладела сознанием. Бабушка была злом моей жизни. Неизбежным, как дождь или снег, как смена времен года. Мы не выбираем бабушек. С этим можно только смириться.
А если несмириться? Вот
Не пришлось бы каждый день утюжить школьную форму. Мыть тарелки с обратной стороны. Делать по утрам зарядку. Спать с открытой форточкой. Носить юбки.
Никто больше не называл бы меня «сударыня» — терпеть не могу это слово. Никто не кхекал бы ночью за стенкой. В квартире наконец-то перестало бы вонять гнилыми зубами. Я спокойно красила бы ресницы. Завела бы хомячка или крысу. Сколько влезет, смотрела бы телевизор. А главное, меня бы никто не кон-тро-ли-ро-вал!
Так нет, приставили цербера. Мать Тереза! Сильвестр в юбке! И вообще, это не ее дом! Приехаласо своей Украины и командует, Шарик-в-гостях-у-Барбоса.
Скорей бы она убралась восвояси, эта чертова бабка!
Но что-то она не спешит нас покидать. Совсем даже не собирается. Живет уже девятый месяц, и сколько еще пробудет, неизвестно. Папа, видите ли, ее подкармливает. Продуктов ей там, у себя, не хватает. Да я тебя так сейчас подкормлю! Так подкормлю!
В моей голове вспух и вознесся атомный гриб. Имя ему было — бледная поганка. Я помнила то место, где мы обнаружили ее с Сашкой Лифшицемво время позавчерашнего похода в лес. На Лисьих горках, во мху, под старой поваленной сосной…
Героида очень любила жареные грибы. В холодильнике как раз стояло только что собранное лукошко опят. Завтра она приготовит их — сначала отварит, а потом кинет на сковородку и обжарит с луком в сметане. Потом съест. И умрет. Потому что я подложу ей подарочек. Бледную поганку. Угощу ее, как тайная полиция— старца Распутина.
Я все продумала. Завтра пятница, родители будут на работе, а Героида дома. После школы я сбегаю в лес за поганкой. Но сперва попрошу Таньку Капустнову, чтобы она позвонила мне ровно в четыре. Раздастся звонок. А там как будто это Героиду. Я ее позову. Как минимум полминуты она будет алокать в пустоту. А потом Танька нажмет отбой. За это время блюдо будет приправлено мелко-мелко искрошенной поганкой. Пожалуй, хватит одной шляпки — а то вдруг ножка жесткая и будет заметно.
Таньке скажу, что хочу разыграть Героиду. Якобы после родительского собрания в нее влюбился наш старикашка завхоз и теперь звонит и дышит в трубку, во маразматик старый!
Героида вернется на кухню, выложит грибы со сковородки на блюдо и позовет меня обедать. Я в это время буду сидеть, запершись в туалете, и громко хрюкать водой из клизмы, изображая расстройство желудка. После чего пошуршу бумажкой, смою несуществующий понос, пошумлю водой из крана, выйду и объявлю Героиде:
— Что-то меня прихватило… Ба, я попозже поем. Пойду полежу.
И она сядет за стол одна. И это будет последняя ее трапеза. Я вызову, конечно, ей «скорую», отчего ж не вызвать. Когда станет совсем плохо. Врачи приедут самое раннее через час, из райцентра в наш поселок быстрее никогда не добирались, проверено электроникой. И все получится. Если я смогу найти поганку.