Персоны нон грата и грата
Шрифт:
«Ветрянка, или ветряная оспа, — было сказано в книге, — высокозаразное инфекционное заболевание преимущественно детского возраста, характеризующееся пузырьковой сыпью». Угу, я впала в детство, подумала я. «Возбудитель — вирус из семейства герпесвирусов, во внешней среде нестоек и погибает через несколько минут. Источник ветрянки — больной человек. Передается ветрянка воздушно-капельным путем. Заражение через третьих лиц и предметы, бывшие в употреблении у больного, практически исключается ввиду малой стойкости вируса во внешней среде. После ветрянки развивается стойкая невосприимчивость. Повторные
— А ты не расчесывай, — сказала мама. — Не будешь чесать, и все заживет ровно.
«Лечение ветрянки ограничивается постельным режимом на 6–7 дней, молочно-растительной пищей, обильным питьем и гигиеническим уходом. Особое внимание уделяется чистоте постельного и нательного белья. С целью ускорения подсыхания пузырьков рекомендуется смазывать их 10 % раствором марганцовки или бриллиантовым зеленым. Для предотвращения расчесов кожи необходимо следить за регулярной короткой стрижкой ногтей…»
Я захлопнула книгу, втиснула ее обратно в шкаф и посмотрела на свои лиловые перламутровые ногти. Нет, и не уговаривайте, я этот маникюр три месяца растила и полдня делала. Лак был американский, фирмы Wet’n’Wild, в переводе «мокрый и дикий», — мамина сестра привезла из загранки вместе с духами «Бал в Версале». Моим ногтям вся старшая школа завидовала, и средняя тоже, да и младшая бы присоединилась, если бы понимала чего. С таким маникюром из-за какой-то несчастной ветрянки я не расстанусь. Придется себя контролировать.
— Надоела мне эта зеленка, — жаловалась я маме, когда она, обернув ваткой спичку, обновляла крапчатый узор.
— Зеленка надоела? Давай сменим образ.
Мама решила — пусть я у нее буду разноцветная. На следующий день во время обеденного перерыва она сходила в аптеку и принесла небольшой пузырек с надписью «Фукорцин». Лекарство оказалось вязкой, мазучей жидкостью темно-красного цвета. Теперь лицо у меня было в красную крапинку, а руки и туловище, как и прежде, оставались зелеными.
— Посмотрите-ка на нашу королевичну… Вот если бы Вовка от тебя заразился, я бы вас тогда отдельно разукрашивала: тебя зеленым, а его красным, — издевалась мама. — Нет, наоборот: тебя красным, ты же девочка.
Но брат гостил у бабушки, ему мой вирус был не страшен.
Прошла неделя. Я была дома одна, когда в дверь позвонили. «Папа на обед», — подумала я и распахнула створку, не посмотрев в глазок. На пороге стоял Богдан. Получается, его раньше отпустили. Я вспомнила вдруг, что вся красно-зеленая, и в ужасе захлопнула дверь обратно.
Он все понял.
— Открой! — закричал он. — У меня была ветрянка! Была!
Я
— Я все равно не уйду, пока не откроешь.
Он колотил минут пять. Потом я все-таки открыла. Я не выдержала.
— Царевна-Лягушка… Ну что ты как маленькая. Первый класс, вторая четверть.
В прихожей висело зеркало. Я взглянула на себя, красавицу, и подумала: если сейчас не ушел, будет любить хоть лысую, хоть с усами. Подумала и успокоилась. Мы пошли в мою комнату, и я напоила его чаем с творожными пирожками, он их обожал. И потом всю жизнь пекла ему эти пирожки. «Хозяйские», мало теста и много начинки. Но это уже из других, из взрослых историй. Как-нибудь расскажу. А сейчас пойду поверчу попой перед Богданом, пусть оценит обновку.
БОТИНКИ НА КОРОЧКАХ
На выпускной я пришла в папиных ботинках сорок третьего размера. Ботиночки блеск! Из тонкой кожи, финские, на корочках, то есть на тонкой кожаной подошве. У них были тупые, почти квадратные носы и тонюсенькие пижонские шнурки с приплющенными металлическими наконечниками. Папа купил корочки на окончание университета, четыре часа в ГУМе в очереди стоял, и очень потом ими гордился.
Зачем я их надела? Возможно, мне хотелось растоптать школу.
Ноги у меня были худенькие, и даже то, что я в расклешенных от колена джинсах, не делало мой внешний вид менее идиотским. Над джинсами висел зеленый пиджак. Именно что висел, болтался, аки на вешалке: он был на шесть размеров больше и на полруки длиннее. Пришлось несколько раз подвернуть рукава и зафиксировать со стороны подкладки булавками.
Короче, когда взошла на сцену актового зала сельской школы поселка Лесная Дорога, я выглядела, как пугало на делянке. Это меня радовало. Акт вандализма, протеста, куража — да что только я ни вкладывала в этот жест. Как вы все меня достали. Так хотелось отвесить кому-нибудь пендель квадратным носком ботиночка. Я не могла без отвращения смотреть на лица одноклассников. И учителей. Они стаскивали в прошлое. Мне надоело быть маленькой. Я очень устала.
Я долго думала, как выразить свое последнее фи. Решение пришло само собой. Перед выпускным всем одноклассницам шили платья. Капустнова кроила какой-то мудреный корсет на шнуровке, Безручкиной мастерила наряд лучшая портниха в поселке Галка Ковтун, — с гагачьим пухом, а то! — Денисова заказала в Гороховке в ателье little black dress и раз в неделю моталась на примерки, а я не хотела вообще никакого наряда, потому что от всех этих воланов и рюшей, розовых лифов и взбитых подолов, пуховых пелерин, перчаток и накладных шиньонов в виде взлохмаченных гениталий меня тошнило. Не-хо-чу.
— Не хочешь — как хочешь, — сказала мама. — Леди с дилижанса, пони олл райт. Хоть голая иди.
И я пошла. Не голая, конечно, но… Короче, пошла я.
Я напихала в носы побольше ваты, чтобы ботинки не болтались на ногах, и в таком виде отправилась получать аттестат зрелости. Школа наша стояла на отшибе — трехэтажное бетонное здание в форме руны «соулу» или буквы «ч» без одной палки. Я добежала до нее довольно быстро, поднялась по ступеням и в холле у раздевалки встретила библиотекаршу.