Перст Божий

Эмар Густав

— Вы серьезно так думаете, Твердая Рука? Ведь вы тоже — кабальеро и даже из наиболее знатных!

— Вот именно в качестве такового я и говорю вам, дон Руис!

— Хорошо, раз это так, я согласен!

— Наш путь не долог.

— Мы едем вместе?

— Конечно!

— Значит, все к лучшему, Твердая Рука?

— Да, если я и не хотел бы теперь ехать на асиенду, то отправился бы туда нарочно для вас.

— Для меня? По какому поводу?

— Потому что мне надо сообщить вам о некоторых весьма важных делах,

которые вам необходимо знать.

— Я не понимаю вас.

— Что вполне естественно; но ведь вы не отказываете мне в разговоре?

— Ни в коем случае, я очень рад поговорить с вами, когда хотите.

— Я вас ловлю на слове, дон Руис! Сегодня вечером мы переговорим!

— Хорошо, итак до вечера, сеньор; а теперь позвольте мне пойти успокоить донью Хесус: она ждет моего возвращения.

— Это правда. Идите скорей, дон Руис; вы найдете меня на этом самом месте.

— Через пять минут мы с доньей Хесус будем здесь. Охотники обменялись опять рукопожатиями; дон Руис

поворотил лошадь и во весь дух помчался к лесу, в котором на минуту скрылся и затем сейчас же показался оттуда в сопровождении девушки.

Донья Хесус совсем мало знала Твердую Руку. Она видела его в Пальмаре только один раз, но слышала о нем много хорошего, в особенности от своего отца: а потому ей хотелось ближе познакомится с ними.

Твердая Рука поклонился девушке с изысканной вежливостью и успокоил ее относительно состояния здоровья ее матери.

Между тем солнце начинало уже спускаться за горизонт; нельзя было более терять ни минуты, чтобы добраться до асиенды до ночи; все двинулись по направлению к ущелью.

Не успели охотники сделать несколько шагов, как заметили всадника, скачущего во всю прыть. Твердая Рука приказал остановиться, чтобы подождать этого человека, которого он как будто узнал: это был Пепе Ортис.

Твердая Рука нахмурился, опасаясь дурных известий; ему показалось странным, что тот мчался так по саванне, в такое позднее время.

Между тем Пепе Ортис также узнал всадников и спешил J поскорей доехать до них.

— Э-э! Это вы, сеньор Пепе Ортис? — окликнул его Твердая Рука дружелюбным тоном.

— Да, я, сеньор!

— Вы куда?

— В Охо-де-Агуа.

— Как вы неосторожны! Разве можно лететь так одному, по пустыне?

Пепе Ортис лукаво усмехнулся.

— Я сначала сопровождал дона Порфирио Сандоса, которого нашел в Тубаке, но вынужден был вернуться в пресидио.

— А!

— Да. Мне послышались выстрелы, верно, дрались?

— Была серьезная схватка.

— А дон Порфирио?

— Он миновал западню.

— Слава Богу! Так что теперь…

— Он находится в Охо-де-Агуа и через полчаса мы его увидим. Нет ли чего нового?

— Без этого разве я отстал бы от каравана?

— Верно. Что же такое?

— Много чего.

— Хорошего или дурного? Пепе Ортис

закачал головой.

— Я сейчас ничего не могу сказать вам,но когда мы приедем на асиенду, вы все узнаете.

— Ладно; я не настаиваю!

Через полчаса Твердая Рука и его спутники были на асиенде, где их ждали с большим нетерпением. Дон Порфирио выбежал к ним на встречу.

— Ну, что? — спросил он с замиранием сердца.

— Я тут, я тут, отец! — вскричала девушка, протягивая к нему руки.

Дон Порфирио снял ее с седла и прижал к своей груди, осыпая ласками; и отец, и дочь плакали от счастья быть опять вместе после стольких страданий.

Как только волнение дона Порфирио немного утихло, он, не выпуская дочь из своих объятий, обратился к Твердой Руке.

— Друг, — сказал он, — ведь это вам я обязан тем, что опять вижу свою дочь?

— Нет, мой друг, — откровенно ответил охотник, — другой, более молодой и счастливый, чем я, освободил ее из рук бандитов и сам возвратил бы ее вам, если бы мы с ним случайно не встретились в саванне.

— Другой, говорите вы? Где же он, дайте его сюда, чтобы я мог выразить ему всю мою радость!

— Вот он! — сказал Твердая Рука, указывая на молодого человека, спрятавшегося сзади него.

— Дон Руис! Сын моего старого друга! Он спаситель моей дочери?!

— Он самый, друг мой!

— Так и должно было случиться! Да будет воля Господня. Руис, сын мой, я вознагражден не по заслугам, видя ваше счастье!

Дон Порфирио прижал к груди обоих молодых людей.

— Хорошо, дети мои, — сказал он в волнении, целуя то того, то другого, — Руис, вы спасли ее, я только одним и могу отблагодарить вас…

— О, отец мой!

— Сын, так как вы теперь действительно мой сын, поцелуйте свою невесту!

Мы не беремся описать все счастье молодых людей при такой неожиданной развязке. Дон Порфирио подошел к Твердой Руке.

— Ну, — спросил его охотник, — теперь мы привели вам беглянку. А здесь что делается? Как чувствует себя донья Энкарнасьон?

— Что мама? — воскликнула девушка.

— После того, как к ней вернулось сознание, она впала в глубокий сон, который еще продолжается.

— Слава Богу! Сведите меня к ней поскорее, отец! Я хочу, чтобы она сразу увидела меня, проснувшись.

— Иди, дитя мое, иди!

— Возвращайтесь скорей, дон Порфирио, — сказал Твердая Рука, — мне надо поговорить с вами!

— В чем дело?

— Сейчас узнаете, торопитесь!

— Я привез важные известия! — сказал Пепе Ортис выступая.

— Я приду сию минуту! — дон Порфирио, скрываясь вместе с дочерью.

Между тем Твердая Рука, дон Руис и Ястреб пошли в залу, где по мексиканскому обычаю стояли уже на столе всевозможные напитки.

Пепе Ортис последовал за ними, но скромно сел поодаль на скамейку, подле двери.