Перст судьбы. Эсмиль
Шрифт:
В голове Эсмиль мелькнула сумасшедшая мысль: "О, Бенгет Всеблагая! Неужели меня похитили?! Кто? Зачем? Это происки врагов Маренкеш, больше некому! И где я теперь? В борделе для моряков? Этот мужчина не похож на наших рабов…"
Девушке не раз приходилось слышать, что в портах Амарры есть рабыни для ублажения мужчин. Подданные императрицы говорили об этом с брезгливостью и досадой: истинные амаррки не могли понять, как женщина может опуститься до такой степени, чтобы позволить мужчине управлять собой. Впрочем, не стоило удивляться: все знали, что только Амарра получила благословение богини и избавилась от власти сильного
Чужестранные рабыни содержались в специальных публичных домах и доставлялись из союзных королевств, с которыми торговала Амарра. Корабли с Северного континента везли их на Южный целыми сотнями. Многие из этих несчастных женщин задыхались в грязных трюмах во время морского перехода, другие умирали чуть позже от недоедания и болезней. Лишь единицы оставались достаточно крепкими и здоровыми, чтобы попасть в портовый бордель.
Так уж повелось, что Амарра активно торговала с Северным континентом, но дальше крепостных стен портового города гостей не выпускала. Вот и приходилось иностранным морякам искать развлечения недалеко от своего корабля. Зато, если одна из рабынь в борделе оказывалась в тяжести, ее тут же забирали в специальный пансион, где она могла спокойно жить до родов. После этого императорские чиновницы изымали дитя на благо Амарры, а мать возвращалась назад в публичный дом. Многие из находящихся там рабынь в тайне мечтали забеременеть и хоть на несколько месяцев вырваться из этого ада.
И вот теперь Эсмиль на мгновение представила, что злой рок забросил ее в один из таких борделей. Девушка тут же ощутила, как по спине поползла удушающая волна гнева, смешанного со страхом.
– Кто ты? – повторила она, надеясь, что ее голос не дрогнул.
Первое правило истинной амаррки: никогда, ни при каких обстоятельствах, женщина не должна показывать слабость перед мужчиной. Обнаружить свою уязвимость перед неприятелем – все равно, что признать себя побежденным еще до объявления войны. А этот странный незнакомец был именно врагом!
Высокий, с развитой мускулатурой, с непривычной… По древней традиции Амарры все наложники избавлялись от растительности на теле, а волосы на голове, наоборот, отращивали, кто как мог. Толстая и длинная коса считалась одним из достоинств гаремного невольника. У этого мужчины все было не так: волосы на голове достаточно короткие, всего чуть ниже плеч – так в Амарре носили только ансары и рабы, – а вот густая растительность на груди делала его похожим на грязное, похотливое животное. Эсмиль невольно опустила глаза ниже. Даже в расслабленном состоянии его плоть поражала воображение своими размерами, но густая темная поросль в паху вызвала у аристократки резкое отвращение.
Перехватив взгляд девушки, незнакомец самодовольно хмыкнул и вкрадчиво проговорил:
– Я заплатил твоему хозяину за всю ночь до рассвета. Так что у нас еще куча времени. Будь хорошей девочкой, приведи себя в порядок и принеси вина. Разве ты не видишь, как мой зверь хочет тебя?
Так это действительно бордель! Яркий румянец залил щеки наследницы высшего Дома, в глазах полыхнуло гневное пламя. Вскочив на ноги, она вскинула ладонь для удара, но мужчина остановил ее жестким захватом. Извернувшись змеей в его руках, она все же сумела хорошенько
Эсмиль сдавленно охнула, когда мужчина придавил ее собственным весом, заставив распластаться морской звездой. Тонкое обнаженное тело ужом вертелось под ним, пытаясь вырваться. Девушка яростно отбивалась, не понимая, что так еще больше распаляет насильника. Слишком уж она привыкла к беспрекословному подчинению своих рабов, слишком уж верила в то, что единственное предназначение мужчины – жить во имя женщины.
Сейчас она чувствовала, как этот странный мужчина с каждым ее движением возбуждался все больше. Его глаза зажглись азартом битвы. Желание сломить ее сопротивление, овладеть ее телом, наказать, приручить сделали его практически невменяемым. Так в самый разгар сражения воин впадает в безумие от запаха крови и уже не чувствует ран.
Стиснув зубы, Эсмиль бешено сопротивлялась, но мужчина не давал ей перевернуться. Он был намного сильнее ее физически и гораздо тяжелее. От его веса ей становилось трудно дышать, но она, как заведенная, продолжала ожесточенно отбиваться.
В какой-то момент варвар схватил девушку за бедра и резко дернул вверх, силой заставляя ее встать на колени. Одной рукой он вдавил ее голову в подушку, а другой скользнул между ног. Эсмиль злобно зашипела, почувствовав его пальцы у себя в промежности. Еще никогда ни один мужчина не обходился с ней так грубо!
Мужчина нажал ей на поясницу, заставляя прогнуться еще сильнее. Оттопыренная попка, бесстыдно выставленная напоказ, оказалась последней каплей. С низким звериным рыком он резко вонзился в тугое лоно, продолжая с силой вжимать лицо девушки в подушку. Вскрикнув от неожиданности и боли, амаррка сумела повернуть голову на бок. В уголках ее глаз показались злые слезы.
– Мерзавец! Шлюхин сын! – прошипела она сквозь зубы, вложив в слова всю ненависть, на которую только была способна. – Тебя казнят за это!
– Сомневаюсь, – усмехнулся насильник, делая особо сильный толчок. – Я же заплатил за твои услуги?
Пленница невольно выгнулась и застонала, мысленно призывая Бенгет. Странное дело, но теперь, когда он был в ней, такой большой и горячий, в ее теле начала зарождаться странная боль с оттенком удовольствия. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее оно становилось, накатывало волнами, отключая разум и пробуждая дикую звериную похоть. Неправильное, извращенное, противное ее воспитанию и природе, но такое тягучее и сладостное, что противостоять ему оказалось практически невозможно.
Мужчина не ждал, пока она привыкнет к его вторжению. Сильными грубыми толчками он начал входить в вожделенное тело. Закусив губу, Эсмиль под ним тихо стонала то ли от бессилия, то ли от злости. Но постепенно боль начала утихать, незаметно переходя в возбуждение. Амаррка боролась с собой, до крови кусая губы, но ни один наложник никогда еще не давал ей такого напора, такой наполненности, такого взрыва. Эсмиль стонала все громче, и вовсе не от боли. Внутри нее будто зарождалось новое солнце. Мужчина яростно вбивался в ее тело, брал, покорял, присваивал. Его движения были полны первобытной похоти, лицо исказила гримаса безудержной страсти. Он не просил о милости, не ползал у ее ног, он пришел, как победитель, и просто взял то, что ему причитается.