Перст судьбы
Шрифт:
Народ сдержанно гудел, а тем, кто не понимал северного языка, соседи коротко пересказывали суть происходящего. Вестмар молчал. Он понял, что перед ним стоит отец ребенка Яромилы и что место возле нее больше не пустует. Пока договор не заключен и женщина не передана мужу, ее ребенок принадлежит материнскому роду, но Одд просто забрал его как свою законную собственность, и никто не возразил — ни Домагость, ни Велем, стоявший с не менее изумленным видом. Возможно, мешало им лицо Яромилы — сияющее торжеством и удовлетворением. А если довольна она, значит, и богиня Лада довольна.
— На ее пальце мое кольцо. — На одной руке держа мальчика, второй Одд поднял кисть Яромилы и повернул
Он глянул на воеводу, будто просил о чем-то само собой разумеющемся. Будто старшая дочь старшего ладожского рода, воплощенная богиня Лада, — цветочек на лугу, кто сорвал, тот и унес.
Но Домагость уже опомнился.
— Погоди, зя… гость дорогой! — Наградить Одда званием зятя он все же не спешил. — Невеста не камешек, на берегу не выберешь, да и деток водить — не веток ломать. Три года ты глаз не казал, мы уж и не знали, был ты или нам всем привиделся, а ты вон он — выскочил, будто из воды, и в родню к нам…
— Мы уже родня! — Одд слегка подкинул на руках мальчика, и новонареченный Свейн-Эльд засмеялся, будто знал его с рождения. — С этим уже ничего не поделаешь. Нас соединили родством сами боги, соединили в священный праздник, равно почитаемый на всех берегах Восточного моря. Нам осталось лишь заключить договор.
— Ну, садись к столу, будем говорить. — Домагость развел руками, одновременно указывая место на скамье. — И ты садись, Вестиме! — Он взял за плечи несостоявшегося зятя и почти силой усадил. — Коли так вышло, говорить будем, чтобы ни тебе, ни нам в обиде не остаться.
— Я не держу на тебя зла, что ты хотел взять за себя мою жену, ведь мы никогда не встречались и ты, возможно, даже не знал о моем существовании, — непринужденно и по-дружески говорил Одд Вестмару, который, хоть и пытался сохранить достоинство, сидел, будто куском подавившись. — Но и ты не должен держать зла на меня, ведь я беру лишь то, что принадлежит мне по праву. Ты же знал, что у Йармиль есть сын?
Вестмар кивнул.
— И ты же понимал, что где-то у него есть отец и что этот отец — человек высокого рода и прославлен доблестью?
Вестмар снова кивнул, уже не так уверенно. Он знал, что сын Яромилы считается сыном бога и именно так на него смотрит Альдейгья. Ему было ясно, что даже «дети богов» не родятся без содействия земных мужчин, и догадывался, что Яромила не отдалась бы кому попало. Хотя о последнем предпочитал вовсе не думать: дело прошлое…
— Но если ты все же считаешь, что я нанес тебе обиду, то назови цену, — предложил Одд. — Я готов возместить ущерб твоей чести и удовлетворить любые разумные требования.
Назвать цену сейчас Вестмар не мог — он был слишком потрясен и еще не осознал, какой ущерб на самом деле понес. Пока он лишь чувствовал жгучую досаду, видя, что счастье, бывшее в руках, ускользнуло, золотая птица вырвалась, когда он уже по праву считал ее своей. Однако, будучи человеком умным и сдержанным, досады своей обнаруживать не спешил, хотя не мог не понимать, что выглядит в глазах людей дураком и раззявой. Хотя в чем же его вина?
В этот вечер, затянувшийся чуть ли не до утра, было сказано очень много, но решено мало. Говорили обо всем: Одду поведали обо всех важных событиях последних лет, о союзе с Аскольдом и поездках в Корсунь, о зимнем походе на чудь и нынешних делах его родича Хрёрека, недавно уехавшего на Готланд нанимать дружину. Хакон, оставленный отцом вместо себя, сиял от радости при виде родного брата матери, с гордостью показывал ему собственную
46
В раннем Средневековье случалось, что прозвище одного из членов рода давалось его младшим родичам (или потомкам) уже в качестве имени.
И Вестмар не успел толком опомниться, как увидел обряд, в котором предполагал поучаствовать, но не смог. И вот теперь Яромила с готовностью положила руку на руку жениха поверх священного хлеба, а Милорада обвязала их вышитым рушником и призвала благословение Лады и Макоши. В голосе ее отчасти слышалось недоумение: всем казалось, что обручальный пир перешел в причудливый сон. Спокойный и довольный вид был только у двоих: у самого Одда и Яромилы. Да еще у Огнебожа, ставшего Свейн-Эльдом и будто знавшего, что отныне у него есть не только божественный, но и земной отец.
Глава 14
Наутро, когда все немного пришли в себя, воевода Домагость впервые в жизни разгневался на свою старшую дочь.
— Ты все знала! — кричал он на нее, стоя возле стола и в бесплодной досаде молотя по нему кулаком. Молчана, испуганно косясь на воеводу, выхватывала у него из-под руки пустые миски, будто воровала. — Ты знала, что этот игрец заморский явится! Так зачем ты соглашалась! Я тебя что, неволил, за косы тянул, поленом к караваю гнал? Ты сама согласилась! А ведь знала, что ничего не выйдет, и только понапрасну хорошего человека опозорила! Ведь знала?
— Знала, батюшка. — Яромила смиренно опускала глаза, но лицо ее оставалось таким же довольным. — Богиня сказала мне.
— Так зачем ты все это затеяла? Сказала бы «нет», и люди бы не знали, а Вестима я бы уж утешил как-нибудь… Зачем было до каравая дело доводить?
— Если бы я не согласилась обручиться с другим, Одд Хельги не поспешил бы сюда так скоро. Огонь не загорелся бы.
— Какой еще огонь?
— Высокое Пламя Халоги, указывающее ему путь.
— Э! — Домагость безнадежно махнул рукой, не надеясь разобраться в волховских хитростях, и сел к столу. Буря унялась. — Вот уж истинно вы парочка, баран да ярочка. Оба чудные, и не поймешь вас. А с Вестимом я теперь как объясняться буду? С товаром я что делать буду? Кто наших бобров и куниц в греки повезет?
— Зятек любезный явится — спроси, — посоветовала Милорада.
Одд Хельги не замедлил явиться в тот же день. Теперь на нем была шелковая рубаха с золотым шитьем, только не красная, как раньше, а зеленая, пояс и перевязь в серебряных бляшках, красные ноговицы и крупный золотой браслет, памятный по его прошлым посещениям. Домагость смотрел на него со смесью гордости и досады. Все-таки это был настоящий варяжский князь, потомок древних конунгов, прославленный подвигами, не далее как три года назад избавивший Ладогу от напасти в лице Игволода Кабана, — отдать за него дочь было честью даже для воеводы и правнука словенских князей. Но нет бы ему посвататься как положено, да три года назад, а не устраивать тут целое игрище людям на потеху!