Перстень альвов, кн. 1: Кубок в источнике
Шрифт:
– И это правда? – без любопытства осведомился Лейкнир, только чтобы показать, что слушает.
– Вполне может быть, – невозмутимо согласился Торвард. – Я тогда был слишком молод и несведущ, чтобы сроки высчитывать… Это теперь меня никто уже не обманет! – Он усмехнулся и подмигнул. – Теперь-то я всю эту лунную премудрость не хуже них самих знаю.
– Что же ты ее отпустил?
– А почему же нет? Подурил, и хватит. Не жениться же мне на дочери воспитателя, в самом деле! Ну и пусть ее живет. Да меня тогда и дома не было. Я плавал к бьяррам. И там было гораздо веселее. Я тебе расскажу. У них там в лесу было одно селение, а в нем жили не люди, а сплошь соболя… Да, слушай! Хочешь, поедем со мной? – Торвард кивнул на соседние костры, возле которых расположились четыре десятка его дружины, предлагая занять место в ее рядах. – Я прямо отсюда думаю идти, пока от
Он ободряюще хлопнул Лейкнира по спине, но Лейкнир покачал головой. Мысль уехать в такую даль от Альдоны его ужаснула.
– Нет, спасибо, родич! – ответил он. – Мне других не надо. Другая не будет лучше, даже если будет в три раза рыжее и стройнее ее. Она такая одна.
– Ну, если так… – Торвард слегка призадумался, потом усмехнулся. – А хочешь, давай ее украдем? Для тебя. Раз уж ты без нее жить не можешь. Должен же я хоть чем-нибудь помочь родичу! Родичи мы или нет?
– Но как же? – Лейкнир в изумлении поднял глаза. – Ты же давал клятву хранить дружбу…
– Я давал клятву за себя! – смеясь, пояснил сын ведьмы Хёрдис. – Не помогать родичам я клятвы не давал. Ну, что, идет? – И он снова хлопнул Лейкнира по спине.
– Нет, не надо. – Лейкнир подумал и качнул головой. Что бы там ни хотелось ему самому, воля Альдоны была ему известна, а нарушить ее он и подумать не мог. – Она ведь сама хочет выйти за слэтта. Если бы она не хотела, все по-другому было бы. Она такая – всегда делает то, что сама хочет. Она даже хёвдинга на что угодно уговорит. Если бы хотела… Ну, пусть выходит за него, раз уж она так решила.
– Если так, то конечно, – согласился Торвард, который всегда был рад помочь, но никого не уговаривал быть счастливым. – Ну, ты подумай насчет Зеленых островов.
Лейкнир угрюмо кивнул.
Вокруг них царила глубокая темнота летней ночи, только всплески пламени костра порой выхватывали рыжие стволы толстых высоких сосен. Из глубины леса за сидящими у костров людьми наблюдали глаза – большие желтые глаза с узким черным зрачком, холодные и не по-человечески зоркие. Взгляд их не отрывался от лица Торварда ярла. Но ни один человеческий взор не мог проникнуть в темноту густого леса и увидеть эти настороженные, враждебные глаза. Глаза Медного леса, те самые, в которые Торвард ярл так мечтал заглянуть.
К концу пятого дня пути Лейкнир, Торвард и дружина фьяллей спустились в долину Раудберги. Местность здесь отличалась от окрестностей Золотого озера: здешние долины были короче и глубже, склоны гор – выше и круче, гранит почти целиком сменился кремнем. Над всей местностью господствовала Раудберга – священная Рыжая гора со святилищем на плоской вершине, которое, говорят, построили еще великаны. У людей никогда не хватило бы сил втащить на гору несколько десятков черновато-серых валунов, каждый из которых был высотой в три-четыре человеческих роста, и поставить их стоймя огромным кругом по краю всей площадки. В лунные ночи эти валуны сами кажутся великанами, стоящими плечом к плечу в древней священной пляске… Еще говорят, что валуны и есть великаны, однажды застигнутые солнцем во время священнодействия и навек окаменевшие… Что бы там ни было, уже много веков святилище принадлежало роду из Кремнистого Склона: его вожаки приносили здесь жертвы и заправляли священными праздниками. Новые поколения вырастали в горделивом сознании, что «самое священное» святилище племени квиттов принадлежит их роду. Но Лейкнир не любил святилища – чем-то тяжелым, зловещим веяло от череды каменных великанов, и казалось, что их сумрачная тень накрывает собой и долину, и усадьбу.
А вот Торвард ярл при виде святилища чрезвычайно оживился и опять пустился в расспросы. Еще бы – ведь именно там, в святилище Стоячие Камни, его мать Хёрдис Колдунью когда-то хотели принести в жертву. И прямо оттуда, из святилища, ее забрал великан Свальнир и унес в свое жилище в Великаньей долине. Несколько лесистых, огромных, диких гор, ограждающих Великанью долину, вырисовывалось на юго-западе. Там уже никто не жил, туда не вели никакие тропинки. Все это так занимало Торварда ярла, что Лейкнир, помрачневший при виде дома и близости неизбежных расспросов, едва от него отделался, пообещав, что в ближайшие же дни сестра Эйра все ему покажет. Уж она-то на Раудберге как дома!
С последнего ночлега Бьёрн уехал вперед, чтобы предупредить хозяев Кремнистого Склона о таком знатном госте. Весть эта произвела в усадьбе
Когда Бьёрн появился, Асольв только что вернулся из леса. Опушки и полянки уже начали выкашивать, а Асольв часто трудился наравне с простыми работниками в поле и возле стада. В доме Фрейвида Огниво он с детства привык к таким занятиям, а после, став хозяином всего отцовского добра, так до конца и не свыкся со своим возвышением. Сейчас на нем была простая, грубая одежда и пастушеские башмаки, мокрые от лесной сырости, а на поясе висело точило, тоже мокрое, с приставшими травинками. Войдя, он поприветствовал Бьёрна только издали и, не заметив растерянных лиц домочадцев, ушел переодеваться.
Вернулся он переодетый в чистую хорошую одежду, в сухих сапогах, с приглаженными и чуть влажными, далеко отступившими ото лба волосами. Ему уже почти сравнялось пятьдесят лет, борода и волосы у него были довольно жидкие, неопределенного цвета, русо-рыжеватые с примесью белых нитей седины. В битве в Пестрой долине двадцать пять лет назад, в единственной битве, в которой он участвовал, ему повредили нос, из-за чего тот стал похож на крючок. Из-за крючковатого носа взгляд блекло-серых глаз Асольва казался острее и значительнее, но это впечатление обманывало: будучи человеком добрым, покладистым и справедливым, Асольв не отличался ни особым умом, ни отвагой и почти не доверял собственному мнению. Говорят, что дети сильных людей зачастую родятся никчемными – если так, то Асольв подтверждал это наблюдение. Впрочем, как иногда рассуждал наедине с собой он сам, если бы его отец не был так прославлен, может быть, от него самого не ждали бы ничего особенного и не считали бы хуже других? С возрастом в лице Асольва появилось сходство с отцом, которого не замечалось в молодости, но это был слабый, потускневший, выцветший, какой-то несобранный отпечаток Фрейвида Огниво. Сын не унаследовал ни твердости, ни решимости, ни ума и честолюбия, ни суровой гордости последнего хёвдинга Квиттингского Запада. Вся жизнь его прошла среди обстоятельств, которые были сильнее его, и сейчас он благодарил судьбу за свой покой, который ценил дороже всех сокровищ.
Новость о скором приезде Лейкнира с Торвардом ярлом так поразила его, что он не сразу нашел, что ответить. Само это имя означало слишком много: в нем была память о сестре Хёрдис, о великане, о Торбранде, конунге фьяллей. В этом имени громыхали каменные лавины и звенели мечи, и Асольв внезапно ощутил холодок в груди, как при звуке рога Гьяллархорн, возвещающем о Конце мира. Зачем он едет сюда, сын Хёрдис и Торбранда? Что ему нужно, ради чего он покушается на покой Квиттинга, оплаченный реками крови? После многолетнего затишья даже такое невинное известие приобрело тревожный смысл: грозный внешний мир вспомнил о нем и нашел к нему дорогу. Даже уверения Бьёрна, что гость настроен миролюбиво, не помогали Асольву успокоиться. Фьялль – это фьялль, как бы он там ни был настроен.
Зато его дочь Эйра хорошо знала, что ей следует об этом думать.
– Не ждала я, что когда-нибудь сын ведьмы Хёрдис войдет в мой дом! – заявила она, гордо вскинув красивую голову, и ее тонкие ноздри затрепетали от волнения. – И если бы хозяйкой в этом доме была я, то он бы сюда никогда не вошел!
– Дочь моя, что ты говоришь! – ахнула ее мать, фру Эйвильда. – Ведь это сын конунга!
Эйра имела в округе славу странной девушки, и для того имелись основания. Лицом она не походила ни на кого во всем роду, даже на мать, от которой унаследовала темные волосы. Лицо ее, с довольно правильными чертами, однако, выглядело несоразмерным, как бы поделенным на две части: высокий белый лоб, большие, одухотворенные темные глаза и выступающие скулы привлекали взгляд к его верхней части, а нижняя, с маленьким, как бы утопленным назад подбородком была почти незаметна. Прямой нос очень правильных, красивых очертаний придавал всему лицу утонченный, изящный вид. Однако разглядеть все это удавалось не сразу, потому что лицо Эйры никогда не оставалось спокойным. Тысячи чувств все время переливались в ее беспокойной душе, как волны в море, и отражались на лице: говорила она очень быстро и много, и при этом то морщилась, то подергивала бровями, то хмурилась, помогала себе говорить руками, быстро двигая пальцами перед грудью, словно плела невидимые нити. Из-за всего этого смотреть на нее было утомительно. Никто бы не подумал, что хрупкая, с маленькими руками, белокожая и темноволосая Эйра приходится родной сестрой рослому, плотному, светловолосому Лейкниру.