Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике
Шрифт:
Тогда она подняла Хельгарда и унесла его в Валхаллу, где Один дал ему почетное место среди героев. Так кончается вторая песнь об Альвкаре.
Пока Альдона пела, на лицах всех домочадцев и родичей Вигмара отражалась сдержанная гордость, как будто все они, до последнего человека, были непосредственно причастны к судьбе древней валькирии. Когда песнь кончилась, все еще некоторое время сидели тихо, словно прислушиваясь к затихшим отзвукам струн и вглядываясь в уходящие дали, а потом все разом зашумели, стали хвалить певцов и благодарить их. Только Хельги ярл сидел молча. Спокойное лицо Альдоны, переливы ее глубокого голоса и золотой блеск
– Эй, ярл! – вполголоса позвал Аудольв Медвежонок, исподтишка тронув его за плечо. – Что ты молчишь, как священный камень в нежертвенный день? Неужели тот старик в Островном Проливе пел получше? Если так, то я ничего не понимаю в пении!
Опомнившись, Хельги поднялся и приблизился к Альдоне. Все люди между ними расступились, Альдона встала ему навстречу. Она улыбнулась со своей обычной снисходительностью, что, мол, ничего особенного, но в душе волновалась, понравилось ли ему пение. Перед таким знатным и понимающим слушателем она никогда еще не пела. Здешние что, они других не слышали, им хоть дверь скрипит, они будут рады. Но он, сын конунга, он слышал лучших скальдов и певцов Морского Пути…
– Сама Альвкара не смогла бы спеть песнь о своей судьбе лучше, – негромко сказал Хельги. Он хотел сразу высказать ей ту перемену, которая вдруг совершилась в его душе, но понимал, что всем вокруг не нужно этого слышать. – И если она была хоть вполовину так прекрасна, как ты, то понятно, почему столько конунгов готовы были умереть ради нее.
– Она была гораздо красивее меня! – Альдона слегка засмеялась. – Кстати, по предсказанию, ее разбудит человек, который сумеет ее отыскать. Не хочешь ли попытать удачи? Сыну конунга такой подвиг был бы очень к лицу.
Альдона отошла назад к женскому столу, Хельги остался стоять перед очагом. Прежний вдохновлявший его образ – высокой, стройной девы с пламенными волосами и глазами небесной голубизны, простирающей белые руки к богам возле жертвенного огня – отодвинулся куда-то далеко, стал туманным, зыбким… Отошел назад в область преданий, откуда вышел и где ему надлежит по справедливости пребывать. Хельги больше не хотел оживлять предание. Та, что он нашел на земле, казалось ему еще прекраснее, и только на ней теперь сосредоточились его мечты и стремления.
Еще несколько дней прошло самым приятным образом: для своих знатных гостей Вигмар Лисица устраивал то игры, то бой коней, то охоту. Каждый день неизменно завершался пиром, и на пиру Альдона старалась уделять обоим сыновьям конунгов равное внимание. Так ей посоветовал отец, да она и сама не хотела никого из них обидеть. Хельги ярл казался ей красивее, но его отстраненность, задумчивость смущали Альдону. Она чувствовала, что нравится ему, но она не понимала его и опасалась, что он
– Уж не сошел ли твой отец с ума, думая породниться с Торбрандом Троллем? – каждое утро и каждый вечер восклицала в девичьей тетка Вальтора. – Сын Торбранда Тролля! Сын этот мерзкой ведьмы, Хёрдис Колдуньи! Да все ваши предки встанут из курганов, если такое случится!
– Но этого же еще не случилось, так что им, может быть, еще не придется вставать! – защищалась Альдона, не признаваясь пока, что, возможно, она бы не прочь.
– Тогда зачем же держать его здесь? Зачем принимать его тут как дорогого гостя? Вот увидишь, он к тебе посватается! И если твой отец примет его предложение, я больше до смерти к вам не приеду! Я не могу бывать в гостях у родичей тот мерзкой ведьмы!
– Но чем он виноват, если у него такая мать!
– Хорошая же свекровь у тебя будет! Поздравляю! Только запомни, Альдона дочь Вигмара: если ты выйдешь замуж за сына ведьмы и уедешь с ним во Фьялленланд, можешь думать, что родичей на Квиттинге у тебя больше нет! Можешь думать, что мы все умерли! Я тебя больше знать не захочу, так и запомни!
Альдона сердилась, обижалась на тетку, но мысли о ведьме Хёрдис и вправду казались неприятными. Жить с ней в одном доме – все равно что в подземных палатах Хель… Но сам Торвард вовсе не вызывал таких мрачных мыслей. К его шраму на щеке и темным глазам Альдона быстро привыкла, а в его обращении ничего не напоминало о том, что мать его ведьма – сам он был прост, весел, чистосердечен, в нем не таилось ничего сумрачного, загадочного или злобного.
Прошло еще несколько дней, но оба знатных гостя, казалось, и не вспоминали о булате, почти все свое внимание отдавая Альдоне. Оба они наперебой провожали ее днем, куда бы она ни шла, а вечером приглашали ее посидеть рядом с собой. Вигмар посмеивался украдкой, наблюдая это, и многим в доме стало ясно, как он собирается разрушить этот опасный для него союз фьяллей и слэттов.
– Я знаю, что у тебя на уме! – однажды вечером после пира заявил Вигмару старик Хальм. – Ты возмечтал выдать нашу красотку за одного из этих парней. Конечно, вся округа так широко разинет рты, что поймает по вороне, но я не думаю, что эта мысль особенно удачна!
– Почему же? – оживленно спросил Вигмар. Проницательность Хальма его не удивила: дядя его жены всегда отличался умом. – А мне, знаешь ли, эта мысль представляется очень даже удачной! Они посватаются к ней оба. Один преуспеет, а другой нет. Кого бы я ни выбрал – у меня будет зять-конунг, зато второй будет ему уже не таким верным другом, как сейчас!
– Да, хорошо бросить двум псам одну кость и посмотреть, как они подерутся! Но кости при этом тоже плохо приходится! А только болван сделает такой костью свою собственную дочь!
– Не волнуйся, старик, я кое-что придумал. Альдоне не будет грозить никакая опасность.
– Много было таких умных и до тебя! И всегда такие игры плохо кончались!
В спальном покое было тихо, но многие лежали без сна. Не спал и сам Вигмар. Из всей своей многочисленной родни и домочадцев он больше всех любил Альдону. Вигмар ценил ее ум, ее спокойный, рассудительный нрав, ее приветливость и ту самую снисходительность, которая как бы ставила ее надо всеми. Если бы она родилась дочерью конунга, она и то не могла бы держаться на своем месте лучше. Дочь была дорога Вигмару Лисице тем, что в равной мере утешала его ум, его глаз и слух, а также и его честолюбие.