Перстень без камня
Шрифт:
Труднее всего дались последние шаги. Завидев впереди ворота королевского дворца, пустоверы невольно прибавили ход. Группа перемазанных грязью людей перед высокой каменной оградой смотрелась жалко. Настоятель бросил хмурый взгляд на Наарена, и монах понятливо выдвинулся вперед. Он попробовал толкнуть ворота, затем потянуть на себя. Вход был заперт. Гостей не ждали. Наарен громко заколотил по доскам кулаками, выждал минуту и повторил. Никто не спешил их впускать. Хунд сдернул с лица платок и с отвращением бросил на землю.
— Та-ак, — процедил
Он сказал только одно веское слово. И выбросил вперед кулак, словно хотел своротить челюсть невидимому противнику. Ворота жалобно затрещали и рухнули. Монахи забубнили, восхваляя несравненное ничтожество своего предводителя.
Руде Хунд первым вошел внутрь. Удивительно, но засыпавший плато пепел не попал в королевский парк. Зеленели истоптанные, но живые газоны. Красовались подстриженные в виде шаров и цилиндров деревья.
Настоятель закрыл глаза и принюхался. Магия была разлита в воздухе, как керосин, — имеющий обоняние не мог не учуять, где горит.
— Туда! — махнул рукой он.
Когда последнего из беглых заключенных вернули в наручники и водворили в камеру, несколько мгновений все молчали. Двое суток на голову одна за другой валились неприятности и беды, не давая опомниться. Трудно было поверить, что настала долгожданная передышка. Неизвестно, надолго ли — но прямо сейчас тюрьме не угрожали ни василиски снаружи, ни заключенные изнутри.
Великолепный Мбо обвел взглядом кучку надзирателей, мазнул глазами по опостылевшим стенам тюремного коридора и остановился на сударе начальнике тюрьмы.
— Прощай, Кари, — сказал он. — Нас заждались на Золотом.
Хедвига дор Зеельмайн сухо кивнула, подтверждая его слова.
Никто из присутствующих не забывал, что двое магов прокляты. Пока еще не обнаружилось, в чем именно состоит проклятие, но вокруг них ощущалось подспудное напряжение. Надзиратели не хотели оказаться поблизости, когда что-то случится с Ун Бхе и дор Зеельмайн. Очень хорошо, что они убираются с Тюремного острова. Скорее бы.
Кааренбейм тоже был рад отделаться от спасителей, особенно от Ун Бхе. Он понимал, конечно, что снова могут возникнуть проблемы, с которыми им не справиться без помощи сильных магов. Но прямо сейчас ему казалось, что нет ничего хуже присутствия этих двоих. Пусть проваливают, а там видно будет.
Начальник тюрьмы выпустил на лицо служебную улыбку, как пса на поводке.
— Примите благодарность… — начал было он, но южанин перебил его:
— Нет.
Кааренбейм опешил настолько, что у него вырвалось растерянное:
— Что?
— Нет, то есть не примем, — отрезал Мбо.
— Но почему? — вякнул начальник тюрьмы.
Тут он очнулся и понял, что его подчиненные уже слышали лишнее, а могут услышать и еще что-нибудь. Поэтому он быстро сказал:
— Хорошо, сударь, я понял вас. До свидания. Позвольте мне надеяться…
— Нет, — снова сказал Мбо.
Хедвига вскинула на него изумленные глаза.
— Что
— Нет, ты меня не понял, — бесстрастно уточнил южанин. — Прощай, и можешь не надеяться. Потому что ты мне неприятен.
— Да что вы такое говорите! — плачущим тоном воскликнул Кааренбейм.
Мбо пожал плечами.
— Правду.
Тюремщики забормотали. Хеди тихо ахнула.
— Проклятие!
— Что? — обернулся к ней Мбо.
У Хедвиги дрожали губы, но голос северянки прозвучал твердо:
— Почему ты говоришь ему правду, Мбо Ун Бхе?
— Потому что я не могу солгать, — ответил южанин.
Внезапное понимание озарило его лицо. Он прислушался к чему-то внутри себя, кивнул, соглашаясь со своими мыслями, и вдруг заорал:
— А ну пошли вон отсюда! Все!
Надзиратели, топоча, кинулись прочь по коридору. У начальника тюрьмы хватило чувства самосохранения бежать первым и не оборачиваться.
— Пусти, мне больно, — тихо сказала Хедвига.
Мбо Ун Бхе непонимающе взглянул на нее, затем понял и разжал пальцы.
— Прости, любовь моя, — шепнул он. — Я не хотел.
— Верю, — грустно усмехнулась северянка. — То есть знаю.
В коридоре было душно. Толстая муха со знанием дела размеренно билась об стекло. Двое людей молчали.
— Вот, значит, какое нам выпало проклятие, — пробормотал наконец Ун Бхе.
— Значит, так, — вздохнула Хедвига.
— Могло быть хуже, — Мбо положил руку ей на плечо, привлек к себе.
— Наверное…
Дор Зеельмайн порывисто обняла его, затем отстранилась.
— Правда, — задумчиво сказала она, — похожа на яд. В малых дозах полезна, в больших — способна убить. Я не знаю, как жить одной только правдой. Не могу представить.
— Наши карьеры закончились, — медленно сказал Мбо. — Дипломат, который не может солгать, это бессмыслица. Нам обоим придется подать в отставку, сударыня военный советник Севера.
— На континентах нам теперь нет места, — продолжила Хеди. — Мы окажемся беззащитны перед любым, кто пожелает задать вопрос. Говорить правду при дворе — смертельно опасно. Можно забиться в глушь, не выезжать из поместья, обвешаться амулетами… и все равно неизбежно придется уйти от дел, потерять власть. Мы лишились не только службы. Гетцельшойзе! Вся наша жизнь рухнула.
— Будь я проклят! — Мбо сжал виски руками.
— Уже, — заметила Хедвига.
— Да.
Южанин вдруг улыбнулся.
— Я люблю тебя, Хеди.
— Я люблю тебя, Мбо, — вздохнула женщина. — Но с нами покончено. Нас больше нет. А я так устала, что даже не могу как следует это почувствовать и огорчиться. Я словно каменная. Как надгробный памятник.
Мужчина снова притянул ее к себе, заставил взглянуть в глаза.
— Мы есть, Хеди, — сказал он. — Мы живы и будем жить. И больше не станем скрывать свою любовь, просто потому, что не сумеем ее скрыть. Раз нам нет места на континентах, мы останемся здесь, на архипелаге.