Перстень эльфийского воеводы
Шрифт:
– Хи, в наших отношения...
– Да, но ведь все может перерасти в любовь!
– продолжал стоять на своем Мартин,-После этого мы уже ведь не чужие.
– Да, а какие? Родные,-удавливая желание надсмехаться парировала Мира,- Секс без обязательств ни к чему не обязывает. Ну ладно-ладно, я понимаю, что тебе еще хочется. Но тебе не стоит из-за этого врать себе и мне что ты меня любишь или обязан любить. Обоим потом будет больно это признавать.
– Правда? Но тогда как-то некрасиво получается...Я себя подонком чувствую.
– И зря. Бывают
Мартин усмехнулся, и легкий стыд и неловкость начинали улаживаться.
– Ладно, Мартин. Прости, но я откажусь. А ты не переживай встретишь еще девушку, в которую влюбишься. И все у тебя будет классно.
– Мир...А почему ты. Такая? Почему тебя, ну устраивает такое отношение, точнее такие отношения? Я думал все девочки хотят любви, романтики, что бы у нее был парень, хвастаться перед подружками.
– А я не хочу, я вообще трендеть о своей личной жизни в открытую не люблю.
– И то есть никто не знает? Ни Ирма, ни Корнелия?!
– Даже моя сестра не в курсе.
– А как это?
– Ну медсестре говорю, что сильные женские дни. А она верит. Хотя она пару раз Элион и других ошибочно определяла. А они-то точно не гуляют. Ну и не болтаю, естественно.
– А ты давно?...
– Н-да, первый раз меня изнасиловали, но не в принужденной форме в детдоме-приюте в Нью-Йорке- вздохнула Мира,- но ты знаешь, первый мой опыт оказался достаточно приятным, поэтому я не испытываю ни страха, ни отвержения. И дальше себе не отказываю.
– Ммм, ладно, ну тогда до вечера.
– Ну пока.
– Застыл бессильно черно-белый мир,
Мертвы цветы под сапогами.
Исход один: убил или убит.
В любом итоге дождь
прольётся алый,
Умею только убивать,
мне счастье не дано сыскать
Не знаю я, как жить иначе!
Кровавое сегодня,
Бессмысленное "завтра",
Ты не поймешь,
оставь меня в покое!
Бессильные сны остались в прошлом, идеалы прежние отброшены,
Я вновь наедине с отчаяньем, как потерянный, во тьме брожу
Разрушу все, забуду все. искореню, пусть станет серым пеплом.
И громко рассмеюсь!
Не хватит крови, пущенной из ран, что бы сердце вновь заставить биться нам,
В усталых легких -лишь системы прах, вдох сожаленья тает на губах
Своим секретам будь верна и отведи глаза...
Умею только убивать,
мне счастья не дано сыскать,
Готов принять свою судьбу я!
И чей-то нежный голос, и теплые ладони...
От глупых снов пора нам отказаться!
Бессмысленные сны остались в прошлом,
сердце и душа давно изношены в прошлом,
Я вновь наедине с отчаяньем, как потерянный во тьме брожу
Мы жалкие, безликие, и чувств своих сдержать уже не в силах
Я громко разревусь
Давно утраченный жизни цвет, тогда за что борюсь так много лет?!
В
Настало время для финала.
Судьбы цепями связанны невидимыми,
нам не сбежать,
как бы ненавидели
Разрываясь чувствами забытыми, я в отчаянии хватаю меч:
Убить тебя? Спасти тебя, простить тебя-чего же хочет мое сердце?
Все так запутанно!
Кого должны мы убивать?
Кого должны мы защищать?
Глаза мне застит алый цвет, но я ясно вижу в нем один ответ:
С ладоней наших кровь стереть поможет только смерть...
Аааа, к черту этот мир!
– Так-с, а я вот меч брать не буду, я буду идти домой,- решила Мира- Ех, а вот мне ничьи теплые ладони не светят. Кристель все под одну гребенку жалеет и сокрушается, дурочка сопливая, как ее Мардж, а у мамы с папой я вообще случайно получилась. папа умер, а мама меня в детстве и так чуть не убила. Нахера я живу...Этот вопрос мучает многих ученых поколениями.
Вернулась домой. Там ее ждала "нянька" Мардж.
Мира решила принять ванну.
А затем уже из ванной ее вытащили врачи и полицейские.
– Смерть наступила от большой потери крови,-констатировал следователь,- Перерезала сонную артерию лезвием ли маленьким походным ножом.
– А предпосылки этому были?
– Нет.
*
Срочно вызванная с аэродрома Кристель, услышав страшную новость, застыла, как пораженная молнией. А потом покачнулась и рухнула на пол, сильно ударившись затылком. Ее увезли в больницу с сотрясением мозга. Очнувшись, Кристель не отвечала ни на один вопрос и ни на что не реагировала, глядя в одну точку остановившимися глазами, и ее сразу же перевели в клинику с реабилитационным центром для ветеранов.
– Ничего обнадеживающего не могу сказать, - ответил доктор на вопрос Марджи.
– Мы постараемся вывести ее из шока, но когда это получится, и каково будет ее состояние - не знаю.
Марджи не спала две ночи, забыв о еде, но непрестанно курила, осунулась и побледнела. Все попытки матери и сестры успокоить или поддержать ее девушка спокойно, но жестко пресекала. "Спасибо. Мне не нужно. Я справлюсь".
Ночи напролет она слонялась по городу. Кольцо жгло руку все сильнее, ярость распирала изнутри до физической боли, требуя выхода. И девушка снова стала выходить за город, ища, на чем или на ком излить бессильный гнев, крик боли.
Разнеся в крошево несколько заброшенных заводов и выселенных домов на окраине и спалив пару автостоянок, Марджи поняла, что это невыход. Ярость на какое-то время ослабевала, но боль, чувство вины и недоумение никуда не делись. "Почему? Как мы упустили? Ничего же не предвещало... Или предвещало?".
На третий день ноги сами привели ее к школе. На заднем дворе девушка увидела Корнелию и Мартина, пропускающих уроки. Мальчик и девочка сидели на скамейке под деревом и негромко разговаривали. При виде Марджи они настороженно примолкли.