Перстень Люцифера
Шрифт:
— Меня это радует,— сказал Юрберг.— Но вы слишком лаконичны, а интересы шведской почты, ее репутация всегда были мне близки... Итак?
— Адресат Водовозова получил письмо, господин капитан. Так же быстро, как в довоенное время.
— А у Водовозова есть этому подтверждение?
— Да.
— А у вас?
— Тоже.
Разговор этот происходил не в кабинете капитана Юрберга, а в знаменитых банях на Стюрегатан, которые были чем-то вроде клуба для избранных и издавна считались одной из достопримечательностей шведской столицы. Юрберг шутил, что здесь вместе с потом уходят все заботы, а душ возвращает молодость. Оба собеседника в цветастых мохнатых халатах сидели в мягких покойных креслах, распаренные и умиротворенные.
— Скооль! [6] —
— Господин Водовозов получил письмо от госпожи Решетняк.
— Очень интересно. И вы, конечно, догадываетесь о его содержании.
— С достаточной мерой точности.
— Надеюсь, надеюсь. И что же она, по вашим предположениям, пишет?
— Она пишет, что муж ее в данное время, к сожалению, отсутствует, но сведения, сообщенные господином Водовозовым, переданы людям, которые распорядятся ими самым наилучшим образом.
6
Скооль (швед.) — здоровье, ваше здоровье.
— А вы, разумеется, считаете, что наилучшим образом этими сведениями могут распорядиться только петроградские чекисты?
— Да, точно так же, как и вы, господин капитан.
Юрберг расхохотался.
— Браво, лейтенант! Если когда-нибудь мне вас назовут, как инициатора создания шведской большевистской партии, я не удивлюсь.
— Вы меня переоцениваете, господин капитан. Так далеко мои симпатии к большевикам не простираются.
— Надеюсь,— сказал Юрберг.— Во всем нужна мера, особенно в симпатиях. Но мы отвлеклись. Итак, что же еще, по вашим предположениям, сообщает в этом письме госпожа Решетняк Водовозову?
— Чекистами изъяты антикварные вещи, которые русские эмигранты, перед тем как покинуть Россию, оставляли до лучших времен на хранение директору Императорского Эрмитажа графу Толстому. Они находились в тайных кладовых.
— Да, похоже, что письмо дошло по назначению,— сказал Юрберг.
— Госпожа Решетняк, в частности, сообщает,— продолжал лейтенант Тегнер,— о собрании графини Паниной. В ее особняке на Сергиевской улице после отъезда графини Паниной за границу не оказалось ни одной картины, и это очень беспокоило большевиков. Теперь же картины графини — Рибера, Сурбаран, Пуссен и многие другие — обнаружены чекистами, и из письма следует, что в этом усматривается определенная заслуга господина Водовозова и его шведского друга.
— Бедная графиня Панина! — меланхолично заметил капитан Юрберг.
— Ну, ей самой судьбой было предопределено потерять свою коллекцию картин. А из двух бед предпочтительна наименьшая.
— Меня вы убедили,— согласился Юрберг.— Что же касается графини Паниной, то, в конце концов, это ее личное дело, и пусть она сама выясняет свои взаимоотношения с большевиками.
— Совершенно справедливо, господин капитан.
— Ну что ж, у меня теперь нет сомнений, что высокая репутация шведской почты вполне ею заслужена, хотя Ковильян пока и не повешен.
— Имеется еще одна любопытная информация,— сказал Тегнер.— Бежавший из России в Ревель штабс-капитан Данилевич привез из Петрограда письмо баронессы Врангель...
— Оно, разумеется, было адресовано вам?
— Не совсем,— признался Тегнер.— Баронесса предназначала его для супруга — барона Врангеля. [7]
— Но я не сомневаюсь, что она ничего не имела бы против нашего вполне обоснованного любопытства.
— И на чем же основывается эта уверенность?
7
Отец командующего белогвардейскими войсками на юге России в 1920 году генерала Врангеля — барон Н. Е. Врангель был исключительно богатым
— Род Врангелей издавна связал свою судьбу со Швецией.
— Вон как?
— Да, господин капитан. Как-никак, а в 1709 году, после сражения под Полтавой шведов с русскими, на поле боя осталось 22 шведских офицера, представляющих славный род Врангелей.
— Мне остается только позавидовать вашей эрудиции,— сказал Юрберг.— Но какое отношение это письмо имеет к русским поклонникам шведской почты?
— Во-первых, баронесса подтверждает сведения относительно коллекции картин графини Паниной. Правда, она считает это случайностью, как и другие находки в тайниках Эрмитажа,— «чекистам повезло». Но это ее заблуждение объясняется отсутствием надлежащих источников информации, что вполне естественно. А во-вторых, баронесса сообщает мужу, что петроградские чекисты почему-то заинтересовались деятельностью в России в семнадцатом году анонимной американской фирмы по скупке антиквариата.
— Убедительно,— согласился капитан.— Обе дамы подтверждают вашу правоту.
Они помолчали. Потом Юрберг сказал:
— Я вам очень благодарен, Тегнер. Вы не только отстояли честь шведской почты, что уже важно само по себе, но и убедили меня, что Ковильян будет все-таки повешен.
— Расстрелян,— поправил шефа лейтенант.— В России расстреливают.
— Да, да, все забываю про эти капризы моды. Я, конечно, не ретроград, но подобного рода нововведения не одобряю. Не говоря уже о том, что виселица эффектней, она больше соответствует русским традициям и национальным вкусам. Зачем же игнорировать те особенности, из которых складывается самобытность каждого уважающего себя народа? Лишите французов их неподражаемой гильотины и неповторимых бордоских вин, и вы сможете их отличить от конголезцев только по цвету кожи. Но это так, между прочим. Расстрелы имеют свои неоспоримые преимущества, а полностью игнорировать моду, конечно, нельзя. Но по тому, что вы мне сейчас сказали, похоже, что чекисты не торопятся с арестом нашего приятеля.
— Не исключено, что он еще не приехал в Россию.
— Не исключено. И все же... У меня складывается впечатление, что петроградские чекисты не слишком стремятся ускорить события и копают достаточно глубоко. Вы не находите этого, Тегнер?
— Думаю, что вы правы, господин капитан.
Лейтенантам, конечно, не рекомендуется ни при каких обстоятельствах спорить с капитанами. Но в данном случае лейтенант Тегнер не кривил душой...
Юрберг и Тегнер не ошиблись. Действительно, операция «Перстень Люцифера» не только расширялась день ото дня, вовлекая все новых и новых людей, но и углублялась.
Баронессе Врангель нельзя было отказать в наблюдательности: да, Яровой интересовался деятельностью американской фирмы по скупке антиквариата, которая так в свое время взволновала Алексея Максимовича Горького. Недаром же в своей статье «Американские миллионы» он в июне 1917 года писал:
«Это предприятие грозит нашей стране великим опустошением, оно выносит из России массу прекрасных вещей, историческая и художественная ценность которых выше всяких миллионов. Оно вызовет к жизни темный инстинкт жадности, и возможно, что мы будем свидетелями историй, перед которыми потускнеет фантастическая история похищения из Лувра бессмертной картины Леонардо да Винчи. Мне кажется, что во избежание разврата, который обязательно будет внесен в русскую жизнь потоком долларов, во избежание расхищения национальных сокровищ страны... правительство должно немедля опубликовать акт о временном запрещении вывоза из России предметов искусства и о запрещении распродажи частных коллекций прежде, чем лица, уполномоченные правительством, не оценят национального значения подобных коллекций».