Перстень старой колдуньи
Шрифт:
– Сомик, отойди от костра подальше, искра в глаз попадет!
– крикнула малышу девочка, и Никита догадался, что это, скорей всего, её брат.
Услыхав звук её голоса, он почувствовал как сердце бухнуло, дернуло, остановилось, а потом заколотилось как бешеное. Тяжело дыша, открыв рот, он медленно приближался к костру. Двое парней - один белобрысый, с наглой ухмылочкой, а другой губошлеп весь в прыщах возились с чем-то возле костра. Один из них - белобрысый - расковыривал палкой уголья и криво улыбался, поглядывая на девочку. Его приятель подошел к карапузу и что-то ему сказал. Тот послушно потопал за ним и остановился
Его крик разорвал тишину. Девочка, сидевшая в глубокой задумчивости, тут же вскочила и в мгновение ока оказалась возле брата. Тот упал в снег, задохнувшись болью и криком, и раззявленный его ротик исказился гримасой страха и муки.
Никита, не задумываясь ни на минуту, кинулся к белобрысому. Но девочка его опередила - дикой кошкой метнулась она к гоготавшему парню и вцепилась зубами в его руку. Тот заорал и хотел отшвырнуть её, но она пнула его коленом, а потом принялась царапать ногтями лицо. Подоспевший Никита хотел оттащить её от орущего подонка, но она так брыкалась, что пару раз угодила ему каблуком по ногам, и ему пришлось отступить. Наконец, белобрысый вырвался и, хромая, кинулся прочь, а за ним драпанул прыщавый.
– Ну ты, Генька-ведьма, ты, сука!
– зашипел белобрысый, оборачиваясьна ходу к посрамившей его девчонке.
– Ты за это заплатишь...
– Сам заплатишь!
– крикнула ему вдогонку юная воительница.
Шапка её слетела, длинные золотистые волосы разметались по плечам, рукав синтепоновой куртки оторвался подмышкой, глаза сверкали в свете костра. Никита так загляделся на нее, что не подумал, как он наверное глупо выглядит со стороны.
– А ты чего уставился?
– накинулась на него девочка.
– Чего не в свое дело лезешь?
– Я помочь хотел... я думал...
– Индюк тоже думал! Ты только мне помешал. Я б его...
– выпалила воинственная златовласка и кинулась к брату. Склонилась над ним... Он лежал в снегу лицом вниз.
– Сомик, малышик мой, сейчас тебе Геня поможет! Сейчас, потерпи немножко, миленький.
Она подхватила брата на руки и понеслась к своему подъезду. А Никита остался стоять посреди двора, понимая, что мир проваливается в тартарары он все испортил! Она рассердилась и теперь будет глядеть на него как на врага...
– Ну уж нет, - просипел Кит, стиснув зубы, - я тебя так не отпущу!
И кинулся догонять девочку.
– Давай помогу, - решительно гаркнул он, враз охрипнув, и, не дав ей опомниться, буквально вырвал плачущего малютку у неё из рук и зашагал к двери подъезда.
Геня на секунду опешила, но его уверенный тон, как видно, подействовал и она уступила. Быстро набрала код, распахнула перед ним дверь - у него руки были заняты.
– Вызывай лифт скорее!
– заорал Никита не своим голосом - только тут он увидел глубокую кровоточившую рану на ладошке мальчика. Вся кожа на внутренней её стороне была сожжена.
– Сейчас... ох...
– она споткнулась и всхлипнула.
– Что же делать? Папы нету... а я...
Створы лифта захлопнулись. Геня нажала на кнопку шестого этажа
– Не волнуйся!
– стараясь говорить спокойным и уверенным тоном, сказал Никита, - сейчас скорую вызовем. Телефон у вас есть?
– Есть, - еле слышно ответила Геня и принялась вытирать слезы, вдруг градом хлынувшие из её огромных распахнутых глаз. На пальце её тускло отсвечивало кольцо со светлым камнем. Здесь, в лифте она совсем не походила на деву-воительницу - теперь это была просто девчонка-подросток, растерянная и испуганная. Как видно, наступила реакция, последовавшая вслед за пережитым потрясением. Никита стоял перед ней столб столбом, все известные ему слова разом застряли в горле, руки, державшие мальчугана, онемели от напряжения, мир отхлынул куда-то, точно смытый волною песок, и только одно существовало для него в этот миг - худенькая девичья фигурка в дешевой курточке с оторванным рукавом...
Они выскочили из лифта и поспешили к дверям квартиры. Длинный коридор показался им бесконечным. Мальчуган уже не плакал, не стонал - он затих, а кровь из раны залила весь рукав Никитиной дубленки.
Геня быстро отперла дверь, не снимая сапог бросилась в комнату, крикнув на ходу Никите:
– Сюда!
Они очутились в маленькой захламленной неприбранной комнатке. Какие-то тряпки, коробки валялись повсюду, пол давно следовало помыть, а пыль с серванта, похоже, не вытирали с самого лета. На столе громоздились немытые тарелки, рюмки и чашки, в углу - штабеля бутылок из-под портвейна и водки. Девочка перехватила недоуменный Никитин взгляд и нахмурилась.
– Что, не нравится? Да, папа пьет! А что?
– с вызовом выпалила она. Ты такого не видел, да? Твои родители небось чистюли, молоком кафель моют!
– Почему молоком?
– удивился Никита.
– "Кометом" или "Пемолюксом". Как все... Слушай, надо скорую вызвать.
– Не надо...
– она уже справилась с собой и вновь стала кусачей и колючей. Отдернула занавеску, за которой было нечто вроде шкафчика только без дверец. Отыскала там какую-то баночку, кусочек ватки, намазала ватку чем-то пахучим и приложила к ране на руке брата.
– Вот так. Теперь он уснет. Положи его сюда, на кровать.
Она разгребла кучу какой-то ветоши, журналов, газет и под нею обнаружилась детская кроватка.
– Его, наверное, раздеть надо, - предложил Никита.
– Потом. Пусть сначала уснет. Завтра рука уже почти заживет и болеть не будет.
– Такая рана?
– удивился Никита.
– Да ей как минимум недели две заживать. И рубцы останутся - ожог-то глубокий.
– Никаких рубцов у него не будет, - склонившись над братом и целуя его в лобик, сказала Геня.
– Это средство все как рукой снимет.
– А что за средство такое?
– удивился Никита.
– Такое, - сказала Геня - как отрубила.
– Ты вообще-то откуда взялся? Что-то я тебя раньше не видела.
– А мы скоро сюда переедем. Я теперь твой сосед сверху - сто сорок седьмая квартира.
– А-а-а, - протянула девочка, и поджала губки.
– Значит это вы ту коммуналку купили? Тогда понятно.
– Что понятно?
– не понял Никита, чувствуя как в Гене нарастает глухое, смутное раздражение.
– Мы свою квартиру продали, а эту купили. Она стоит меньше, чем наша прежняя - ещё и на ремонт деньги остались.