Перстень старой колдуньи
Шрифт:
Всю ночь Кит метался в жару и бредил. Бессонные родители пытались уловить смысл его бессвязных выкриков. Но кроме имени прародительницы рода человеческого Евы, не смогли распознать ничего...
– Слушай, может он просто влюбился?
– предположил Александр Маркович, когда перед рассветом сын забылся глубоким сном.
– Ага, и от этого у него температура сорок!
– Ольга покачала головой.
– Нет, тут что-то другое. Вирус или... я не знаю - может, его сглазили?! И рукав дубленки у него весь в крови!
– Нет, с этими бабами с ума сойдешь!
–
– Ну, что ты мелешь? Какой сглаз! Это все старушечья болтовня - и ничего больше!
– Не скажи...
– отвернулась Ольга и постаралась замять разговор. Она видела, что муж на пределе - на работе пошла полоса неудач, а тут ещё бессонная ночь...
На следующий день температура спала и появилась жуткая вялость и слабость. Кит весь день дремал, от еды отказывался, а на все расспросы, что с ним случилось, отнекивался: мол, ничего особенного... С мальчишками накануне в футбол гонял - вот и все.
Он впервые соврал родителям. Вернее, не соврал, а утаил от них правду. Он не хотел их зря пугать, потому что надеялся - выздоровеет и со всем разберется... Мужчина он или нет?! Он ясно понимал одно - с Евгенией что-то не ладно. Очень не ладно! Она ведь совсем от природы не злая - она светлая, добрая... Она - как солнышко! Ион должен понять, что с ней происходит.
Он провалялся в постели больше недели, а когда встал на ноги, на носу уж был Новый год. Родители сбились с ног, выбирая обои, смесители для ванной - ремонт был практически завершен - и одновременно пытаясь купить подарки для многочисленных родственников, побыть возле больного сына и завершить дела на работе, которых, как назло накопилось по горло...
Тридцать первого Кит сообщил, что ему не терпится подышать свежим воздухом и сказал, что пойдет погуляет пару часиков. Ольга с сомнением на него посмотрела, но не стала возражать и только попросила сына не задерживаться и поплотнее укутать горло теплым шарфом.
Никита достал из нижнего ящика буфета свою копилку, спрятал под полой дубленки, вынес потихоньку на улицу и разбил об пол беседки в соседнем дворе. Смеркалось, непогода сменилась легким морозцем, падал снег... Он собрал рассыпавшиеся монетки и подсчитал - оказалось чуть больше ста тридцати рублей. Порядок! Рассовав деньги по карманам, он кинулся со всех ног к метро. У него было около двух часов. Только бы она была дома!
Возле "Курской" он купил цветы - первый в жизни букет! Это были три хризантемы - золотистые как цвет её волос. Почему-то он подумал, что дарить розы пошло. Все дарят! А у них все будет не как у всех. Ему хватило ещё на маленький флакончик духов, который продавщица, заговорщически подмигнув, обернула в зеленую блестящую фольгу и перевязала красивым бантом.
Как он добрался до дома - Кит не помнил. Ноги сами несли его, а от недавней слабости не осталось следа. Он пулей влетел в подъезд и нос к носу столкнулся с дядей Сережей. Тот взглянул на букет, обернутый в прозрачный целлофан с бантиком и спросил, не меняясь в лице:
– Это мне?
– Э-м-м-м... Н-не совсем, -
– А-а-а, тогда значит нашей малярше Валечке? Что ж, мудро... продолжал подшучивать несносный Овечкин.
– Она за три дня недельную работу сделала - и причем, качественно. Такую самоотверженность следует поощрять. Давай я с тобой поднимусь.
– Э... Нет, не надо.
– Ну, как скажешь, - кивнул Сергей Александрович, отводя взгляд, чтоб Никита не видел как в темных его глазах искрится смех и не принял это на свой счет...
– Дядя Сережа, погодите, - Кит выскочил из подъезда во двор вслед за Овечкиным.
– Вы... пожалуйста, не говорите родителям...ну, про это, - он кивком указал на букет.
– Понял, - согласился Овечкин.
– Мудро! Что ж, удачи тебе.
И он растворился в поднимавшейся мглистой метели. А Никита с замиранием сердца стал подниматься на лифте. Удивительно, но страха в нем не было. Он только волновался, что не застанет Женю... или Еву? И как все-таки её называть?
Пряча букет за спиной, он позвонил. Дверь открыл невысокий щупленький мужичонка с трехдневной щетиной на впалых щеках. От него несло перегаром. За спиной у него слышался грубый смех, женские взвизги и развязные пьяные голоса - как видно, здесь гуляли вовсю, загодя начав отмечать Новый год.
– О!
– покачнувшись, произнес Мужичок.
– Т-тебе кого?
– Мне?
– переспросил Кит, отшатываясь.
– Мне Евгению. Она дома?
– Он-на? Дом-ма, - старательно выговорил небритый и, обернувшись, крикнул.
– Же-е-ень! Же-е-е-ня-а-а-а...
Но из-под его руки, опередив зычный зов, вынырнула Женя и, схватив мальчика за руку, втащила в квартиру. Ни слова не говоря и не давая ему опомниться, она потянула его за собой по коридору и втащила в одну из дверей. Это была небольшая уютная комнатка со множеством черно-белых и цветных фотографий, развешанных по стенам.
Ева глядела на него, на букет, широко раскрыв глаза. Наконец Никита справился с волнением и протянул ей цветы.
– Ой! Это мне?
– она вспыхнула, взяла цветы, зарылась лицом в эти живые пахучие звездочки и отвернулась. Это было так хорошо, так неожиданно - она не находила слов.
Никита заметил слезы у неё на глазах. И понял, что и для Евы это первый в жизни букет.
– С Новым годом!
– только и смог он произнести севшим голосом, - то есть... с наступающим...
– и протянул ей коробочку, едва вытянув её из кармана онемевшими пальцами.
– Спасибо, - шепнула она, просияв. И... неловко чмокнула его куда-то в шею, приподнявшись на цыпочки.
Пауза хрусталем зазвенела в ушах. Никита задохнулся и поймал её маленькие холодные ладони в свои. Так стояли они долго, глядя в глаза друг другу, и оказалось, что слова больше им не нужны.
Потом Женя осторожно высвободила свои руки. Вздохнула.
– А мне... мне тебя даже угостить нечем.
– Это ничего, я совсем не голодный, - поспешил успокоить её Никита. А это... это чья комната?