Перстень Тамерлана

Посняков Андрей

Раничев передернул плечами. Погладил зажившую, но еще иногда нывшую рану, прислушался – в башне все спали. Храпел Ефим Гудок, чуть посапывал носом Оглобля, скрипел во сне зубами Салим. Удавить его мало! Из какого же это фильма? «За двумя зайцами»? Нет… Ну конечно же – «Женитьба Бальзаминова». Ах, какой там прекрасный Вицин! Интересно, удастся ли еще хоть когда-нибудь хоть что-нибудь посмотреть? И что скрывает этот парень, Салим? А ведь скрывает же что-то, пес!

Раничев чуть не захохотал – уж больно неожиданным был переход от воспоминаний к действительности. И он явно не русский, этот Салим, ордынец или – бери дальше – откуда-нибудь из Хорезма, а то – и из самого Самарканда. Каким ветром занесло его на Русь? Хотя, это, пожалуй, понятно – уж сколько лет Тохтамыш воюет с Тимуром? Нападают по очереди друг на друга, грабят, жгут города, уводят в плен – Салим вполне может оказаться выходцем из Средней Азии или с Кавказа, приведенным на аркане каким-нибудь татарским мурзой. Затем, улучив момент, бежал из Орды в рязанские земли – самый прямой путь и близкий, акклиматизировался, прижился,

пристав к скоморохам, даже чуть обрусел. Впрочем, черт с ним, с Салимом. Может, завтра все и выяснится? Воевода этот – кто? Вероятно, правая рука наместника, Евсея Ольбековича. Наместника Олега Иваныча, великого князя Рязанского, значит – Угрюмов сейчас под Рязанью ходит. Ну да – девяносто пятый год. Олег Иваныч – князь крутой, не из последних, Москву воевал нещадно, потом замирился, сына своего, Федора, на московской княжне женил, Дмитрия Донского дочке. Жив Дмитрий-то? Нет, шесть… да, шесть лет назад умер, в восемьдесят девятом. Как раз тогда Тохтамыш на Тимура пошел. А ведь когда-то у него же скрывался от повелителя своего, Урус-хана из Ак-Орды. Ну Урус-хан тоже тот еще черт был – впрочем, не лучше и не хуже других: первое, что сделал, заняв престол, – убил самого наглого конкурента, царевича Туй-ходжу, кстати, родного папу Тохтамыша. Тот, значит, бежал к Тимуру, хромец ему долго благоволил, в походы посылал на Орду, против того же Урус-хана и наследничков его. Последнего из них – Тимур-Мелика и скинул Тохтамыш с подачи Тамерлана-Тимура, сам стал владыкой Ак-Орды, три Сарая захватил – Сарай-Бату, старую столицу улуса Джучи, примерно где-то в районе нынешней Астрахани, новую – Сарай-Берке (где Волгоград) и еще один большой город, называвшийся по-ласковому – Сарайчик. Затем разгромил и еще одного своего соперника – Мамая, после того как московский князь Дмитрий Иванович крепко наподдал тому на Куликовом поле. Потом задружился с рязанцами да нижегородцами супротив Москвы – разорил и Москву; правда, московиты быстро опомнились – в отместку спалили рязанские земли, пока Москва воевала с Рязанью, Тимур к тому времени захватил и разграбил Хорезм, Персию, часть Азербайджана, Тохтамыш тоже времени зря не терял, рассорился окончательно с бывшим своим покровителем Тимуром, убежал аж в Египет сколачивать коалицию – видно, маловато было одних рязанцев. Тимур обиделся, прошелся по Орде огнем и мечом, так до сих пор, похоже, и воевали. Интересный парень этот Тохтамыш, где только не побывал, с кем только не дружил – от того же Тимура и египетского султана ал-Мелика до рязанского князя и короля Польши и Литвы Ягайло – родоначальника династии Ягеллонов. С ними со всеми дружил – с ними же воевал. Ну в это время все так делали, так что разговорчики о всякого рода «извечных заклятых врагах» – сказки, такие же непогрешимые, как и «единственно верное учение» Маркса-Ленина-Сталина. Однако эти сказки накрепко въелись в массовое сознание, как же: Золотая Орда – заклятый враг Руси! А что, Рязань или Нижний Новгород – с Ордой больше дружившие, нежели воевавшие, – никакая не Русь? Кстати, наряду с ними и Московское княжество тоже было вассалом Орды и должно было бы, вообще-то, по всем законам соблюдать верность своему сюзерену. Орда… Алтын Урза – Золотая Орда… И государства-то такого не было! Вернее – под таким названием. Говорили проще – Улус Джучи. Джучи – сын Чингисхана, отец знаменитого Батыя-Бату, между прочим – названого отца Александра Невского. Простирался Улус Джучи на расстояние немереное – если не брать в расчет вассальные русские земли, то – от Иртыша до Дуная, включая еще и Северный Кавказ и Крым. Сам улус в свою очередь тоже делился на более мелкие улусы, название – Золотая Орда – уже гораздо позже придумали, в старой столице – Сарае-Бату, на нижней Волге, – говорят, дворец хана был щедро украшен золотом.

Раничев довольно ухмыльнулся – не многие бы из его собратьев-историков – исключая, пожалуй, казанцев с астраханцами – все это вспомнили, уж слишком подробно. Да и сам-то Иван знал все эти события, поскольку они почти непосредственно касались его родного города, Угрюмова, который вообще-то должны вскоре спалить передовые отряды Тимура. Какой сейчас месяц? Май… нет, уже июнь. А ведь не так давно, в апреле – число сейчас не вспомнить – войска Тимура наголову разбили Тохтамыша на реке Терек и теперь преследовали его. Да-а… плохие времена настали для увертливого татарского парня! Как бы вот только всем этим воспользоваться? Угрюмов – под Рязанью, вернее, под Переяславлем-Рязанским, старая-то столица, Рязань, сожжена еще Батыем, так с тех пор еще и не оправилась. Ну не суть… А с кем дружится Олег Иваныч Рязанский? С Тохтамышем? Всегда дружил, да и сейчас, пожалуй… И с Московским князем Василием – тоже. Значит, тогда с Тимуром точно не дружит! А как его, Раничева, прозвали те, кого он принял за сектантов и психов? Ордынцем! Может, и воспользоваться этим, если уж слишком сильно прижмет? А как именно поступить – о том пока рановато будет. Завтра посмотрим. Тем более – вон как эти-то черти – Салим с Оглоблей – спят, пушками не разбудишь! Ежели б о предстоящих пытках думали – вон как, к примеру, Раничев, – разве б так дрыхли? Другие давно бы уж все извертелись, а эти и в ус не дуют. Так, может, и не будет завтра никаких пыток?

Всю ночь Иван так и не сомкнул глаз. Уснул только утром, да и то ненадолго – разбудили, едва взошло солнце.

– Вставайте, собаки!

– Сам ты…

– Поговори ишшо, живо копья отведаешь!

Так, пререкаясь, и шли по двору. Вернее, пререкался один Салим, вообще вел себя крайне нагло, на месте стражников Иван бы не сдержался, угостил бы зарвавшегося пацана хорошим подзатыльником или пинком, так, впрочем, стражники и поступили с видимым

удовольствием.

– Чего деретесь-то? – зыркая вокруг глазами, обиженно повысил голос Салим.

И привлек-таки внимание воеводы, тот стоял в самом углу двора, у летней кухни, отдавая приказ какому-то низкорослому здоровяку с мерзейшей рожей, видимо – палачу-кату.

Оставив палача, воевода, поглаживая рукой бороду, направился к арестованным. Не дойдя нескольких шагов, остановился, посмотрел оценивающе.

– Вели отвести меня к боярину Евсею, воевода Панфил, – сплюнув, вдруг нагло заявил отрок. И уточнил: – До пыток. Иначе – ничего не узнаете.

– Не слушай его, батюшка! – умильно зашептал воеводе подбежавший палач – ух и образина: низенький – на две головы ниже Ефима, а уж о Раничеве и говорить нечего, тело широкое, словно комод, головка маленькая, наголо бритая, ручищи кувалдами, борода – темно-рыжая, косматая, брови вразлет, темные глаза прищуренные, злые.

– Вели их огнем пытать. – Палач гнул свою линию. – А с этого – он скосил глаза на Салима – я спущу шкуру, пускай только попробует молчать.

– Скажи наместнику… – не обращая внимания на палача, тихо продолжил Салим, – …что он может узнать кое-что о том, кто был недавно убит недалеко от усадьбы боярина Колбяты Собакина. И помни – велишь пытать, потеряешь время, а этого тебе не простят ни боярин Евсей… ни светлый князь Олег Иваныч.

Воевода и Раничев вздрогнули одновременно. Отчего воевода – неизвестно, вероятно, услыхав про князя, а вот Иван… ну отчего он – тоже понятно. Парень, убитый около усадьбы Колбяты. Из-за него все и началось… Погреб, угрозы, побег, и вот теперь – воеводский двор и нешуточная угроза пыток.

– Всех – обратно в башню, – подумав, распорядился воевода. – Да усилить стражу. – Он обернулся: – Коня мне!

Слуга тут же подвел уже оседланного вороного красавца. Вскочив в седло, воевода взвил коня на дыбы и, с места переходя в галоп, скрылся в предупредительно распахнутых слугами воротах.

Салима – так и не утратившего неразговорчивость, как Раничев ни старался – вытащили из башни буквально через полчаса, а то и раньше. Видно, информация об убитом парне была чрезвычайно важной. Парень долго не отсутствовал – вернулся почти сразу, да не один, а с воинами – те быстро выгнали узников из башни:

– Проваливайте на все четыре стороны!

Скоморохи не заставили себя долго упрашивать, тут же и метнулись к воротам, пока стражи не передумали. Остановились, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и дожидаясь, пока старый, не очень-то расторопный слуга распахнет тяжелые створки…

– Эй, вы, двое! – Раничев вздрогнул – так и знал, что добром все это не кончится, уж больно гладко шло, – обернулся: перед ними стоял воевода, без кольчуги, но при мече, в богатом кафтане синего, с искрой, аксамита поверх коричневато-желтой рубахи, в сапогах из мягкой козлиной кожи. Темные глаза его смотрели строго, борода воинственно топорщилась.

– Вы, вы, – указал он на Ивана с Ефимом. – Говорят, певцы да гудошники знатные? – Воевода усмехнулся: – Не врут, чай?

– Не врут, – с достоинством ответил Ефим. – Певцы мы с Иваном не из последних. – Он горделиво выпятил грудь. – Только вот незадача, играть не на чем: ни гудка, ни гуслей.

– Получите. И то и другое, – неожиданно вымолвил воевода. – Вечером будете петь в хоромах наместника Евсея Ольбековича, да смотрите мне, лицом в грязь не ударьте! Боярин страсть как до песен охоч.

– Понимаю! – Раничев чуть скривился в улыбке. – Сам такой. Споем, не переживай, воевода! Краснеть не придется.

– А до вечера посидите в хоромах, в горнице, – хохотнул воевода.

– А обедом покормят?

– Ха!

Наместничьи хоромы, куда скоморохов доставили со двора воеводы, занимали площадь около гектара, а то и побольше. Частокол из крепких, в полтора человеческих роста кольев, ворота – побольше и помассивнее, чем у воеводы, хотя и у того не хиленькие – два больших, соединенных сенями дома, трехэтажные, с крытыми галереями и узорчатым, покрытым шикарным навесом крыльцом с резными перилами. Кроме домов, или – дома, может, они и за один считались, на обширном дворе наместника располагались с десяток избенок поменьше – для слуг и ремесленников, вместительные амбары, овины, хлева, две бани – для слуг и для самого боярина – летняя кухня под навесом, кузница и какие-то длинные приземистые строения, по всей видимости, мастерские. Рядом с мастерскими, аккуратно сложенные в штабеля, лежали уже отесанные стволы разных пород древесины: березы, дуба, ясеня, а напротив них – новенькие, еще пахнущие смолой и опилками изделия: тележные остовы, колеса, дуги, оглобли, бочки. А также – уже приготовленные к вывозу – вещицы помельче: корыта, ушаты, лоханки, ведра, ложки, чашки, миски и прочее, и прочее, и прочее. Видно, наместник не терял времени даром и наживал богатство не только путем тривиальных взяток, но и развитием производства – в глубине двора Раничев заметил даже бумажную мельницу.

Как и сказал воевода, их поместили в небольшую горницу, в той части дома, что размещалась слева и, по всей видимости, предназначалась для гостей. Внутри все, как и положено, – икона с горящей лампадкой в углу, чистый, выскобленный с песком пол, удобные лавки, покрытые мягкой плотной тканью, стол на резных ножках, пара пустых сундуков, обитых железом, в свинцовом переплете окон не слюда, а самое настоящее стекло – тонкое и прозрачное, наверняка – подарочек из Орды. Качество отменное – технология явно европейская, французская либо голландская, когда полуфабрикат – выплавленную фритту – годами выдерживали в подземельях и уж только потом переходили к дальнейшей обработке, оттого и готовое стекло получалось исключительно прозрачным и прочным – даже брошенный умелой рукой камень не очень-то брал!