Перунов век. Мировое древо
Шрифт:
Благов посмотрел на часы. Прошло всего каких-то пятнадцать минут, которые ему показались вечностью. Михаил не находил себе места и постоянно в мыслях возвращался к обстоятельствам дела.
В станице Тамань загорелся дом. По словам свидетелей, поджог устроил пятилетний местный житель. Мальчик играл с друзьями, сделал непонятный пас рукой, после чего дом загорелся. Дальше показания разнились: «видно ничего не было», «я уже дым увидел», «разящая молния с неба»,
Мальчишка перепугался, плакал, но вину свою отрицал. До возгорания паренёк называл себя чародеем и грозил всем, что сейчас «всё здесь выжжет, как император».
Мало ли во что играют дети? У мальчишек всегда будет стремление к игре и войне. И всё было бы нормально, если бы не сгоревший дом. Шло к тому, что это просто детская шалость. Мальчика выпороть. Если вольные, то семью оштрафовать, если крепостные – изъять оплату за дом с их князя. Но если окажется, что мальчишка – одно из приключений нашей громовержской семьи, здесь уже всё будет не так гладко.
На пороге кафе появился Крышевский. Высокий, плотный, будто медведь. И как сдаёт все спортивные нормативы с таким пузом, непонятно. На целых пятнадцать лет старше. Иногда Михаилу казалось, что они стали напарниками не случайно. При нём Юра исполнял роль не просто боевого товарища, но и телохранителя. Видимо, Благов-старший настоял, чтобы наследника их славного рода берегли, раз тому не сидится в архиве с бумажками и не заседается в суде. Крышевский без приветствий сел за столик, придвинул к себе остывший завтрак и обратился к Михаилу:
– Слышал новость?
– Доброе утро, Юра. Нет, не слышал, – Благов попытался придать своему лицу полное безразличие. Словно не он смотрел каждые две минуты, то на вход, то на часы.
– Доброе, доброе, – Юрий вытер рот салфеткой. – Вчера скоропостижно скончался князь Велеславский Антон Григорьевич.
– Причина?
– Не говорят.
– Князь был вполне здоров, да и не так стар.
– А ещё владелец газет, пароходов и алмазов. Как думаешь, не дружок ли Чернышёв его приговорил?
Фамилия будущего тестя прозвучала довольно неуместно. Михаилу самому было стыдно признаваться, что именно эта мысль первой возникла и у него. Тринадцать лет назад Чернышёв потерял всё. Владения отдали Велеславскому, а тот не отказался. Но вслух Михаил сказал совершенно другое:
– Я ничего не думаю, ибо не знаю всех обстоятельств. Наших отправили?
– Ага. Не поверишь. Архивный пасюк уже наверняка там.
– Это о ком ты так нелестно?
– О Громове, разумеется.
Михаил почти не пересекался с Константином Громовым. Племянник императора служил в Тайном Департаменте в другом отделе. Гордо носил звание следователя, но никуда за три года своей службы не ездил
– Кажется, ты к нему несправедлив.
– Я ко всем несправедлив. Но любопытно, что ж его решили оторвать от нюхания пыли, да прям из столицы отправить на севера. К тому же, кажется, у нас ещё один род загнулся. Не замечаешь странности?
– Поаккуратнее с такими разговорами.
– Император не всевидящ, а ты меня не сдашь.
– Велеславский не последний в роду, у него есть внук.
– Знаем мы того внука. Как же плохо работали наши коллеги, раз какой-то ублюдок выжил.
– Юра, мне не по душе эти разговоры.
– Тут ведь как… Или сердцем черстветь и служить верой да правдой, или голову сложить. Вот вы не боитесь, Михаил Васильевич, что замешкаетесь и пустят вас в расход, а сестричку вашу за какого-нибудь Громова отдадут?
– Мы с ними почти родня.
– А родня будто своих не грызёт.
– Юра, ты же знаешь. На меня у них другие планы.
– И когда свадебка? А то я слышал, старуха Чернышёва лютует. Никаких женихов для милой дочурки. Лишь камень алтарный, земля сырая и вода ключевая. То есть, перспектива самая, что ни на есть, унылая.
– Перестань так говорить о семье моей невесты. Это неэтично. Ты вынуждаешь меня к дуэли.
– Мы на службе, нам нельзя. К тому же, ты не застрелишь меня, а я не застрелю тебя. Магическими способностями нам и вовсе мериться глупо. Разная весовая категория. К чему эти выпады? Но чтобы прекратить дальнейшие споры, я это скажу: прошу меня простить за нелестные высказывания относительно рода вашей, трепетно уважаемой мною, невесты.
– Конечно, вы прощены.
– Я в тебе не сомневался. Ждём местных и едем портить ребёнку жизнь?
– Юра, прекрати немедленно.
– Конечно. Мы их забираем, а там их кормят конфетами и никогда не наказывают, – Крышевский закатил глаза и фыркнул.
К столику, за которым завтракали напарники, подошёл молодой человек в тёмно-бордовой форме стража порядка и вытянулся по стойке смирно перед двумя столичными следователями.
– Простите господа, рад приветствовать вас. Поручик Фролов.
Обладатель бордовой формы замер, кажется, от волнения забыл, как дышать. Нечасто Тайный Департамент навещает отдалённые губернии. Вот и отвык народ: то ли пугаться, то ли радоваться. Так и живут уже не один десяток лет: то боятся, то ликуют.