Перуновы дети
Шрифт:
Светозар с Ивицей, когда не были заняты делами, подсаживались к отцу Велимиру на повозку и слушали его неторопливые рассказы про всякие травы, которые вроде самые обычные, на каждом шагу растут, а в них великая сила скрывается.
– Вон синеют перуновы батоги, – указывал старец, – они обычно после грозы расцветают. На голом зелёном стебле, до сих пор неприметном в степи, вдруг вспыхивают голубые цветы, будто искры от ударившей в землю молнии. Это когда наш Громовержец по небу скачет и посылает вниз огненные перуны, там, куда они падают, вырастают перуновы батоги. А ещё корень у них длинный, как кнут, и силу целебную имеет. Выкапывают его опять же после дождя, сушат, осторожно поджаривают и толкут на муку. А потом, когда надо, водой горячей запаривают и
– Это, я знаю, дикий чеснок! – отозвалась Ивица, указывая на фиолетовые шары, качающиеся на высоких стеблях. – Мы с бабой Ганной, коструней, его в борщ добавляем.
– Так, детка, так! – подтверждал довольный отец Велимир. – Чеснок – незаменимое средство для борщей, добрая приправа к туку и первейшее средство от чёрной немочи, как и лук, он пониже растёт, почти с такими же цветами, только мельче и синее. Лук завсегда в дальнюю дорогу с брашном [21] и туком пекут, потом водой ключевой разбавил – и сыт. Не один месяц на такой еде продержаться можно. Вот раздобудем где-нибудь брашна и сделаем для всех такую запеканку.
21
Мука.
– Ух, добре сеном пахнет! – потянул носом воздух Светозар. – С чего это, тут же нет косарей?
– А это, милок, так буркун пахнет. Вишь, мелкие жёлтые цветочки в кисти собраны? Женщинам его отвар хорошо пить, чтоб больше было молока в груди для кормления дитяти. Тебе, как будущей матери, это пригодится знать, – обернулся он к Ивице.
Та засмущалась, опустила глаза.
– Вон те мелкие белые и розовые корзинки, – показывал дальше ведун, – это деревей, его ещё именуют «кровавником» или «порезником». Название само за себя говорит: раны им лечат, кровь останавливают. Во время коровьего мора скотину им натирают, ещё зверобой варят, студят и пить дают. Пращуры наши толк в травах понимали, в древности ведь люди ни пашницы, ни проса с гречкой не знали. Собирали щавель в поле, катран брали, корень сладкий, жёлтых петушков лист зубчатый, капусту да бураки с репой, тем и жили. Какие горькие коренья – в золе пекли. Молоко пили, творог делали, масло били. Квасы медовые на солнце ставили. Великую силу Солнце людям давало, крепко почитали его наши прадеды, молились ему, славили. Да и как не почитать Сварога, Даждьбога, Перуна, Яра, Хорса, Лада, Купалу и Световида, дарующих саму жизнь?
Вот мы едем в край дальний, неведомый, – задумчиво продолжал отец Велимир, – и недовольны бродячей жизнью. Ждём, когда на место прибудем, определимся, хаты поставим, тынами огородим, очаги слепим. А ведь для Пращуров наших возы их домом были. Плетёные козыри на них ставили, войлоком обтягивали, внутрь сено укладывали, шкуры овечьи – и в путь, следом за своими стадами! Степи в те времена разными народами кишели, и пращуры ходили по самому их краю, ближе к лесу. А вечером отыскивали глубокий овраг, разводили костёр, ставили котлы и варили вечерю. Потом гасили огни, лучше быть в холоде и во тьме, чем у костра жаркого, который врагам и недобрым людям приметен. Кутались в войлок, обкладывались бараньими шкурами и ложились спать, кто – на телегах, а кто – прямо на земле. Скотину на ночь у воды пастись оставляли, а снаружи возами отгораживали, вот как мы сейчас делаем. Непременно несколько человек шли в дозор, слушали степь и шлях и, если примечали что подозрительное, тут же будили других. Оружие у всех и во сне рядом было. И кони их не ржали, и скотина не ревела, животные будто понимали, что тихо надо себя вести, иначе враг услышит, придёт.
Песню кто громко затянет – старшие цыкают, потому как песня та может Лихо накликать. Потом опять с полудня на полночь двигались, по мере того как усыхала трава, следили, чтоб скотине зеленотравье было сочное и вода студёная чистая.
Так всю весну и лето жаркое по степи наши Деды ездили. А к осени назад ворочались, в зимовья. Осенью, когда Тризуб [22]
22
Тризуб – созвездие Ориона.
В старых книгах сказано, что были когда-то греки голубоглазыми да златовласыми эллинами, это теперь они ликом смуглы да кудрями чёрны. Смешались с другими народами, особенно с агарянами да жидовинами, и веру свою утратили. Совсем иными теперь греки стали, только коварство да хитрость их прежними остались. Да ещё стремление Русь к рукам прибрать…
Так ехали они, слушая отца Велимира. Яркие пятна степного разнотравья порой сменяли сплошные ковыли, серебристо-серыми реками струящиеся над землёй.
По весне, как только сойдёт снег, степь выглядит безжизненной, лишь сухая трава лежит кругом, будто расстелили старое сено. Но вскоре степь расцвечивается всевозможными красками. Одной из первых пробуждается сон-трава. Её крупные фиолетовые колокольчики, беловато-мохнатые снаружи, расправляют лепестки с жёлтой сердцевиной. Золотистыми звёздами вспыхивает горицвет, и затем вся степь начинает зеленеть по-настоящему. Зацветает синий касатик и белая ветреница, голубая незабудка и жёлтый крестовник, мятлик и лютики.
И потом степь всё время меняет свой облик, спеша дать отцвести и созреть всему, что на ней произрастает.
Сейчас за колёса телег цеплялись сине-фиолетовые «собачки» шалфея и высокие свечи румянки, усеянные тёмно-красными цветками. Стебель и листья её жёсткие, на ощупь шероховатые, зато толстый корень красавицы могут применять для подкраски щёк, наведения румянца. Голубовато-сиреневые колокольчики и лазорево-синие цветки живокости, казалось, приветливо кивали путникам. Разные виды клеверов распускали свои белые, розовые и красные шапочки, а из низин и оврагов топорщились заросли колючего тёрна и дикой вишни.
Пересвисты и щебетание птиц, мирное гудение насекомых, стрекот кузнечиков, сладкие запахи трав и разомлевшей на солнце земли, прикосновения тёплого ветра – всё это помогало поскорее залечить душевные раны детей.
Однако впереди их ждало ещё не одно потрясение.
В отряде давно закончились соль и мука. Приходилось сушить и толочь на муку корни пырея, перунова батога, кульбабы и других съедобных трав, а добытую дичину и рыбу натирать древесной золой. Но два дня тому назад беглецам удалось сговориться с жителями одной из деревень обменяться на шкуры, мёд и дичину. Соль была крайне необходима для заготовки впрок охотничьей добычи, а мука или крупа – для каждодневного пропитания.
Телеги, перевалившись с боку на бок на толстом корневище, нырнули в старую, заросшую травой промоину, а затем выкатились на просёлочную дорогу. Ехали сторожко, поверх куньих да беличьих шкур навалили сено, там же, на дне повозок, было припрятано на всякий случай оружие.
Вслед за двумя телегами, стараясь быть незамеченными, двигался десяток верховых во главе с Рябым – искусным охотником и звероловом.
Сидевшие в первой телеге дед Славута с бабой Ганной, а во второй – отец Велимир со Светозаром могли быть приняты за семью, возвращавшуюся с покоса. Но им никто не встретился. Оставалось проехать небольшим лесочком и подняться на холм, откуда открывался вид на небольшое уютное селение в живописной долине, должно быть красиво тонущее по утрам в сизоватой дымке туманов.