Первая академия. Том 3
Шрифт:
— Что ж, Маргарита Васильевна, будь по-вашему.
— Кому мы сдаёмся? — спросила женщина.
Я не хотел называть свою фамилию, но это и не потребовалось.
— Николай Филиппович Оболенский. Двоюродный брат Бориса Оболенского, — ответил мой сопровождающий.
— Максим Оболенский. Племянник Бориса Порфирьевича. Вы убили моего отца, но если прекратите сопротивляться, мы оставим вам жизнь.
— Мы готовы сдаться на вашу милость, — проговорила женщина, — но прежде дайте слово дворянина, что не причините вреда членам моей семьи.
— С вами и вашей семьёй будут
— Тогда будь по-вашему, — женщина убрала воздушный барьер, её спутники развоплотились, и оружие в их руках пропало.
Не успели Максим и Николай застегнуть блокирующие браслеты на руках пленников, как на второй этаж вбежали Борис Порфирьевич в сопровождении пяти стражников.
— О, Христофор Павлович собственной персоной! — воскликнул Борис с нарочито притворным дружелюбием. — Давно не виделись! Как поживаете? Маргарита Васильевна! И вас тоже несказанно рад видеть. Полагаю, придётся вам ближайшее время погостить у меня.
— Борис Порфирьевич, вы — вор и убийца, — сдержанно проговорил бородатый толстяк. — И я не откажусь от моих слов, даже находясь у вас в плену.
— Что ж, вероятно, мне тоже придётся вам напомнить, сколько всего вы натворили и сколько нашей крови пролили, — произнёс Борис уже без показного радушия. — Но это потом. Сколько вас? Пусть все выйдут. Даю слово, никто не пострадает, если добровольно сложите оружие.
Маргарита Васильевна крикнула кому-то, чтобы выходили, и из соседней комнаты вышли молодой человек моего возраста, девчонка лет четырнадцати-пятнадцати — оба одарённые с печатями, и три эфирника — женщина в брючном костюме, мужчина лет пятидесяти и парень в обгоревшей жилетке.
Всем им тоже надели браслеты, после чего компанию вывели во двор. Борис попросил Маргариту Васильевну уговорить сложить оружие тех, кто до сих пор продолжал обороняться, и пленница согласилась. Она и Борисом Порфирьевичем отправились на главную площадь, где и состоялись переговоры с засевшими в заводоуправлении стражниками. Вскоре из здания вышли одиннадцать человек, двое из которых были слабыми одарёнными, а девять — эфирниками.
Как я узнал позже, Маргарита Васильевна управляла Первоуральким металлургическим комбинатом, вместе с ней сдались её сын и дочь и какой-то родственник, а бородатый богатырь являлся начальником стражи Демидовых, которого мы изначально и хотели взять в плен.
В общем, как и планировалось, к обеду мы управились в Первоуральске, но о том, чтобы двигаться дальше, пока речи не шло. Потери у нас оказалось большие, мы лишились убитыми и ранеными примерно трети отряда, а Борис Порфирьевич с супругой решили сопроводить в Екатеринбург пленников. Вместе с ними поехал ещё десяток стражников.
В Первоуральске осталось около сорока человек. Что можно было сделать такими силами? Штурмовать крупный город, где у Демидовых могла находиться ещё сотня-другая стражников, не представлялось возможным. Наша задача заключалась в том, чтобы сидеть в заводоуправлении на случай,
Особняк потушили, но расположились мы в заводоуправлении, которое пострадало гораздо меньше, чем дом Демидовых. Здесь даже кровати нашлись. Старые железные кровати хранились на складе, там же лежали матрасы. Всё это предназначалось для бараков, где жили рабочие, и вид имело не самый презентабельный, да и вши здесь могли водиться. Но выхода у нас не было. Не на полу же спать.
Мария с двумя стражницами, которые ни на шаг от неё не отходили, устроилась на четвёртом этаже, а все остальные расположились на третьем. Я, Максим, Николай и ещё один кузен Бориса Порфирьевича — Дмитрий Григорьевич поселились в одном из кабинетов. В отсутствие Бориса за старшего у нас был Николай.
К вечеру привезли еду — ящики с консервами, коими нам всем и пришлось ужинать. Мы вчетвером расположились за столом возле окна, а другие столы сдвинули к стене, освободив место для кроватей.
Солнце садилось, освещая улицы красными предзакатными лучами. Город продолжал жить повседневной мирной жизнью: мимо завода шли люди, изредка проезжали машины, из проходной толпа рабочих тянулась серой вереницей, и только чёрные оконные проёмы выгоревшего особняка по соседству напоминали о недавнем сражении.
— Новости есть из Екатеринбурга? — я поедал тушёнку прямо из банки. — Как дела у Петра Петровича? Как дела у других отрядов?
— Что сказать? Сражения до сих пор идут, есть потери, — Николай отодвинул от себя пустую банку. — Демидовы в Екатеринбурге полно стражи оставили и сильных одарённых, чтобы нам воспрепятствовать, а сами давно в Челябинск удрали. И глава их рода, и семейство его, и управляющий, и остальная родня. Опять вокруг пальца нас обвели. Планы наши пронюхали, да и сбежали, а теперь их из Челябинска и не выковыряешь.
Судя по тому, что говорил Николай, в Екатеринбурге дела у Оболенских складывались не лучшим образом. Значит, пусть мы и достигли определённых успехов, но надежд на скорое завершение конфликта можно не питать.
— Это всё затянется не на один год, — проговорил я. — Сколько у них стражи осталось?
— Ну это мы ещё посмотрим. Сколько осталось-то? Да кто ж их знает. Если только у Демидовых, может, человек сто, а если учитывать всех их союзников, так и триста, думаю, набраться.
— Да, надолго затянется.
— Ничего. Выкурим их и оттуда. Выше нос! Отсюда ведь выбили их. А у вас, Алексей Васильевич, кстати сказать, какой ранг будет?
— Седьмой недавно получил.
— Солидно для молодого человека ваших годов. Да и дерётесь вы неплохо. Студент ведь ещё? В Первой академии, слышал, учитесь.
— Верно, студент. На второй курс перешёл.
Нашу беседу прервал стражник, который вбежал в комнату и сообщил, что Николая требуют к телефону. Вернулся наш командующий лишь через полчаса.
— Ну, господа, завтра утром опять поработать придётся. Только что Борис Порфирьевич звонил, говорит, ему пленники наши сказали, дескать в Чусовграде стражи почти не осталось. А это значит что? Правильно, господа, город надо брать.