Первая дивизия РОА
Шрифт:
Командир артиллерийского полка, подполковник Жуковский с самодовольным видом, коротко произнёс: — «Господин генерал! Куда вы, туда и мои артиллеристы!»
Командир запасного полка, подполковник Максимов, следуя Жуковскому, ответил также коротко:
— «Куда прикажете, господин генерал, туда и пойдем!» Командир разведывательного батальона, майор Костенко патетически воскликнул:
— «Я готов хоть сейчас бить немцев, господин генерал, а мои танкисты и кавалеристы только этого и ждут. Трудно удерживать порыв!»
Генерал Буняченко, опустив голову, молча, с задумчивой серьёзностью, выслушивал мнения своих командиров, иногда одобрительно кивая головой. Только при высказываниях командиров артиллерийского
— «Я хочу слышать ваше мнение, а не заверения в вашей преданности и готовности подчиниться моему приказу!»
Затем, обратившись к майору Костенко, он укоризненно продолжал: — «Мы не преследуем цели бить немцев, майор Костенко! Удерживайте безумные порывы своих бойцов, а главное, сами не разжигайте страстей. Не теряйте благоразумия, месть неуместна, кровопролитие несправедливо!»
Командиры остальных частей также были за продолжение движения на юг. Когда каждый высказал свое мнение, генерал Буняченко, обращаясь к начальнику штаба дивизии подполковнику Николаеву, сказал:
— «Ну, а ваше мнение, Николай Петрович, мне известно!» Затем, генерал Буняченко заключил:
— «Я очень рад, что не ошибся в своих расчётах па вас, друзья мои. Я был уверен, что вы мне так ответите. Совершенно правильно! Другого пути у нас нет! Ну, а вы, Андрей Дмитриевич, — обратился Буняченко к подполковнику Архипову, — должны хорошо подумать над тем, что говорилось здесь… После совещания прошу вас остаться. Мы с вами потолкуем по-дружески…»
Командиры частей здесь же получили приказ о подготовке к дальнейшему выступлению на юг.
V
Дивизия была снабжена всем необходимым и вновь получила возможность и двигаться, и действовать.
В течение последнего времени генерал Буняченко очень внимательно следил за обстановкой на всех фронтах и особенно за положением в странах Восточной Европы. Было очевидно скорое окончание войны, которого следовало ожидать буквально в ближайшие дни. Теперь уже невозможно было рассчитывать на соединение русских частей, и совершенно были исключены какие-либо совместные их действия на фронте. Не могло быть и речи о продолжении освободительной борьбы в тех формах, которые намечало Русское Освободительное Движение в Германии. Необходимо было определить дальнейшие действия. Осталось только одно — ориентация на западных союзников. Необходимо было искать с ними связь для того, чтобы подготовить переход дивизии под их защиту. Исключительная выдержка и высокая дисциплинированность личного состава дивизии лишала местные немецкие власти основания обвинить дивизию в каких-либо нарушениях и бесчинствах. Все понимали, что нарушения порядков, принятых в стране, в местах нахождения дивизии, может привести лишь к ещё большему осложнению обстановки и далеко не в пользу дивизии. Генерал Буняченко издал приказ, предупреждающий о беспощадном пресечении всяких попыток незаконного самоснабжения за счёт местного населения и о недопустимости конфликтов с жителями и с местной немецкой администрацией. За подобные нарушения виновные подлежали самому строгому наказанию, вплоть до предания военно-полевому суду.
Создавались опасения, что обострённые отношения Первой дивизии с немецким командованием могут повлечь за собой несправедливо враждебные выпады по отношению к местному населению со стороны офицеров и солдат дивизии. Нельзя было допустить произвола, который мог привести к разложению. Несмотря на принятые меры все же случаи нарушений имели место. Наиболее часто бывали случаи, что солдаты забирали у крестьян сено для своих лошадей. Имели место случаи и других проступков, но при этом всякий раз командирами частей принимались меры к урегулированию недоразумений и материальной
Возмещение убытков и урегулирование конфликтов производилось с участием бургомистров.
Виновные строго наказывались, но самой большой угрозой наказания было заключение под арест в местную городскую тюрьму. В сущности, эта мера была равносильна смертной казни, так как с подходом советских войск заключённые в тюрьмах власовцы оказались бы в руках советов. Но эта мера, впрочем, ни разу применена не была, и оставалось только, как страшная угроза. Только однажды, перед выходом дивизии из Шнееберга, солдат артиллерийского полка, отличавшийся своей недисциплинированностью и допускавший систематические грабежи местного населения и насилия был приговорён военно-полевым судом к расстрелу. Труп расстрелянного был положен на повозку, к которой был прикреплён большой лист фанеры с надписью на немецком и русском языках: — «Солдат артиллерийского полка, расстрелянный за грабежи и насилия!» Эта повозка объехала все окрестные деревни, в которых стояли части дивизии.
Генерал Буняченко постоянно говорил: «Несмотря ни на что, мы не должны допустить никаких незаконных действий. Мы не должны оставить о себе плохую славу! Все должны видеть в нас высокодисциплинированные войска Русской Освободительной Армии! Нельзя никому давать повод обвинять нас в бесчинствах. Командиры не должны останавливаться ни перед какими мерами воздействия в борьбе с нарушениями. Мы не можем допустить морального разложения и должны сохранить дисциплину и боеспособность дивизии. В этом наша честь и в этом наша сила, наше спасение!»
Во имя справедливости следует отметить, что Первая дивизия до последнего дня своего существования отличалась высокой дисциплинированностью, необыкновенной спаянностью и организованностью. Тем не менее, надо было как можно скорее вывести дивизию из Германии.
VI
Генерал Буняченко решил перейти на территорию оккупированной немцами Чехословакии, до границы которой оставалось около 80-ти километров. В Чехословакии, к тому времени, сложилась очень неспокойная для немцев обстановка. По всей стране действовали партизанские отряды, с которыми немецкие войска вели ожесточенную борьбу. В Чехословакии дивизия оказалась бы в более благоприятных для себя условиях. Генерал Буняченко рассчитывал на поддержку со стороны чехов во всех отношениях. Исходя из этого, было решено кратчайшим путем достичь Чехословакии и перейти на её территорию.
Немецкий офицер связи, майор Швеннингер не был в курсе этих намерений. Он был уверен, что дивизия будет грузиться в вагоны для отправки по железной дороге в район Брно, чтобы занять оборону. Когда же рано утром 27-го апреля дивизия тронулась в поход, а не для погрузки на железную дорогу, он был потрясён. Придя к генералу Буняченко, майор Швеннингер просил объяснить ему, что все это значит и куда идёт дивизия. Узнав, что дивизия не намерена исполнить приказ фельдмаршала Шернера, и продолжает своё движение он с возмущением говорил:
— «Ведь это обман, это не честно! Вы приняли боевой приказ командующего группой армий…» Он немедленно выехал на связь со своим командованием для информации и получения дальнейших указаний… Догнав дивизию, которая уже была на марше, майор Швеннингер сообщил генералу Буняченко, что фельдмаршал Шернер возмущён поведением дивизии. Он, от его имени, предупредил, что по пути следования дивизии будут направлены немецкие танковые части, которые готовы будут по первому сигналу нанести удар. Одновременно будет нанесён удар авиацией с воздуха. Майор Швеннингер горячо убеждал генерала Буняченко повернуть дивизию обратно, наивно рассчитывая на успех.