Первая формула

Вирди Р.

Маграб вздохнул.

Я вздрогнул, осознав всю тяжесть своего проступка. Бесшумно пробрался к комнатам Халима, находясь в состоянии транса! Однако в коридоре никого не было, и я снова приник ухом к двери.

– Что у тебя есть полезного? – жадно спросил Маграб.

Хм, странный тон. Как у человека, который долго голодал и вот, наконец, ощутил запах пищи. Учитель явно жаждал знать нечто известное Халиму.

– Есть разрозненные куски их истории, и это больше, чем знает большинство. Я потратил годы, собирая записи. Покупал, выменивал. Все это отличный материал

для пьесы. По каждому из Девяти у меня что-то да есть. Известны некоторые имена. История Атвуна – не то, во что нас заставляет верить церковь. Про Сура я тоже кое-что знаю. Бьюсь об заклад: тому, чем располагаю я, позавидует любой театр мира, – сказал Халим.

– Не сомневаюсь. А что, если в обмен на твое знание я поделюсь с тобой своим? Ведь из того, что известно нам обоим, можно слепить нечто цельное. Так, может, игра стоит свеч?

Маграб всячески пытался сдержать волнение, и все же я ощущал его вполне отчетливо.

Похоже, мы были связаны с учителем невидимыми нитями. Когда он говорил – нити дрожали, рассказывая мне о том напряжении, что испытывал Маграб.

Я словно стоял в комнате Халима, продолжая удерживать в мозгу горящую свечу.

– Через полтора цикла у меня будет готов сценарий исторической пьесы. – Халим вздохнул то ли устало, то ли раздраженно. – Полтора цикла… А до тех пор меня не трогай. Джи-а?

– Джи, Халим-сам. Спасибо тебе.

За дверью зазвучали шаги. Каждая клеточка моего тела кричала: беги или придумай объяснение, что ты здесь делаешь, и ничего не бойся. Я не сделал ни того ни другого. Мозг вновь сосредоточился на пламени, и в голове неожиданно прояснилось.

Тихо отбежав к противоположной стене коридора, я опустился на корточки и прикрыл глаза в полной уверенности, что моих шагов не слышали. Привычная поза, привычный транс. В ожидании Маграба я времени не терял: попытался сложить материю разума.

Наконец дверь открылась, и я невольно напрягся, однако мигом взял себя в руки.

– Ого, это что еще за явление? – Судя по тону Маграба, удивился он не слишком, скорее мое присутствие его позабавило.

Я открыл глаза, сохраняя полнейшую невозмутимость:

– Ждал, когда ты выйдешь. Ты ведь говорил – после занятий с Витумом у нас будет урок. Сам учил меня быть терпеливым.

– Ари, если ты подслушивал, то прошу: избавь меня от глупого вранья. До настоящего лицедея тебе еще далеко. В любом случае плетущему театральное искусство вряд ли пригодится.

Я обиженно нахмурился.

– Так-то лучше. Уж точно честнее. – Двинувшись по коридору, Маграб поманил меня за собой: – Пойдем.

Вскочив на ноги, я последовал за ним:

– Ты не злишься? Халиму не расскажешь?

– О чем? Я ничего не слышал и не видел. Выйдя из комнаты, обнаружил моего единственного ученика, терпеливо ожидающего меня в коридоре. Слишком умного мальчика, что явно не принесет ему пользы, и все же не настолько умного, как ему кажется.

Я гневно засопел, однако отвечать не стал, понимая, что лишь дам

Маграбу доказательство своей несдержанности. Пусть видит – я усвоил его уроки.

Глядя в спину учителя, я не сомневался, что тот улыбается, и позволил себе раздраженную гримасу.

Вернувшись в зрительный зал, мы поднялись по ступенькам и уселись прямо на сцену.

– Как долго тебе удается удерживать грани восприятия, Ари?

– Если их больше двадцати? Ты об этом?

Маграб промолчал, только пристально на меня посмотрел, и я сделал глубокий вдох, взвешивая ответ.

– Половину дня, даже больше. Если удерживаю меньше двадцати граней, то и весь день – когда никто не беспокоит.

– Не шутишь? – вскинул брови учитель. – Не ожидал, что ты будешь продвигаться столь быстро. Меньше двадцати – это сколько?

– Ну, восемнадцать.

Я сделал себе мысленную пометку: на будущее и вправду надо вести подсчеты. Восемнадцать граней я держал совершенно спокойно, и все же бывали вечера, когда в животе словно свивался клубок змей и хотелось немедленно опорожнить желудок. Порой от умственных усилий шла кровь носом или появлялись странные головные боли за левой глазницей. Наверное, кольни в висок иголкой – и то не было бы так больно.

С лица Маграба не сходило удивленное выражение:

– Я ведь просил избавить меня от вранья…

– А кто врет? – не моргнув глазом ответил я.

Учитель поджал губы и задумался:

– Хм… Восемнадцать граней? Образы живые или неподвижные?

– Неподвижные. Живой огонь на восемнадцати гранях я удержать не смогу, а вот камни или что-нибудь несложное – вполне.

Маграб кивнул, словно соглашаясь со своими мыслями.

– Все дело в глубине понимания и недостатке веры, Ари. Тут есть один секрет – впрочем, плетущим он хорошо известен. Особой разницы в прилагаемых усилиях нет – так только кажется. Действенность многих плетений на самом деле зависит от веры, от того, насколько легко или трудно данной веры достигнуть.

– Атир… – вставил я, и учитель улыбнулся:

– Именно. Об этом прекрасно знали самые первые мастера плетения, даже те, кто отказался от истинного понимания истории сущностей. Даже Ашура.

Ашура? У меня тут же возник вопрос. Я крепился изо всех сил, даже прикусил язык, и все же выпалил:

– Так Ашура были плетущими? Они смогли применить учение Брама?

Маграб замолчал. Вздохнул, прикрыв рот рукой. Похоже, тема не самая простая, и обсуждать ее учитель не рвался.

– Сложный вопрос, Ари. Он и привел меня к Халиму. Хозяин театра ведь знает огромное количество старых историй нашего мира, хотя и предпочитает ставить на сцене проверенные временем популярные пьесы. Халим – артист и в то же время деловой человек. Он несет ответственность за свою труппу, а значит – нужно зарабатывать деньги, то есть как-то заманивать зрителя в театр. История Ашура вызовет в публике неуверенность, беспокойство и страх. Даже самый храбрый человек испытает желание возжечь кусочек священного хоха при одном лишь упоминании об этой легенде.