Первая и последняя свобода

Кришнамурти Джидду

Представьте себе, что вы никогда не читали ни одной книги, религиозной или философской, и вам надо было найти смысл, значение жизни. Как вы сделали бы это? Представьте, что не было ни Учителей, ни религиозных организаций, ни Будды, ни Христа и вам надо начать с начала. Как вы делали бы это? Сначала вам пришлось бы понять ваш процесс мышления, не так ли? — а не проецировать себя, свои мысли, в будущее и создавать какого-то Бога, нравящегося вам; это было бы слишком по-детски. Итак, вам пришлось бы сначала понять процесс своего мышления. Это единственный способ обнаружить что-то новое, не так ли?

Когда мы говорим, что обучение или знания мешают, препятствуют, мы не имеем в виду технические знания — как вести автомобиль, как управлять машинами — или эффективности, которую дают такие знания. Мы имеем в виду нечто совершенно иное: то чувство творческого

счастья, которого не дадут никакие знания или обучение. Быть творческим в подлинном смысле этого слова означает быть свободным от прошлого в каждый момент, от момента к моменту, потому что именно прошлое постоянно затемняет настоящее. Просто цепляться за информацию, за опыты переживаний других, за то, что сказал кто-то другой, как бы велико это ни было, и пытаться приблизить свои поступки к этому — всё это знание, не так ли? Но чтобы обнаружить что-то новое, вы должны начать сами; вы должны отправиться в странствие, совершенно лишённое чего-либо, особенно знания, — ведь очень легко получить опыт при помощи знания или веры; но такой опыт — только продукт проекции своего ума и потому совершенно нереален, фиктивен, фальшив. Если вам предстоит открыть для себя то, что ново, не годится нести на себе груз старого, особенно знаний — знаний другого, каким бы великим он ни был. Вы пользуетесь знаниями как способом защиты своего «я», безопасности, и хотите быть вполне уверенными, что у вас такой же опыт, как у Будды, Христа или X. Но человек, который постоянно защищает своё «я» с помощью знания, совершенно очевидно не ищет истину.

Для открытия истины нет пути. Вы должны выйти в неописанное картами море — не будучи удручённым, не в поисках приключений. Когда вы хотите найти что-то новое, когда вы экспериментируете, ваш ум должен быть очень спокоен, не так ли? Если ваш ум загружен, заполнен фактами, знаниями, он препятствует новому; для большинства из нас трудность состоит в том, что ум стал таким важным, таким доминирующе значимым, что он постоянно вмешивается во всё, что может быть новым, во всё, что может существовать одновременно с известным. Так знания и обучение становятся препятствиями для тех, кто хочет искать, кто хочет попытаться понять то, что вне времени.

5. О дисциплине

ВОПРОС: Все религии настаивают на самодисциплине какого-либо рода для изменения инстинктов грубости в человеке. Святые и мистики утверждали, что именно с помощью самодисциплины они достигли божественного. Теперь же вы, похоже, полагаете, что такие дисциплины — препятствия для реализации Бога. Я в растерянности. Кто же прав в этом вопросе?

КРИШНАМУРТИ: Вопрос не в том, кто прав в этом. Что важно, так это выяснить истину этого для самого себя — не согласовывая это с каким-либо отдельным святым или с человеком, прибывшим из Индии или из какого-то другого места, чем экзотичнее, тем лучше.

Вы в ловушке между этими двумя: кто-то говорит — дисциплина, другой говорит — никакой дисциплины. Обычно получается, что вы выбираете то, что более удобно, что больше удовлетворяет: вам нравится этот человек, его взгляды, его личные качества, что он отторгает, что он приветствует, принимает и всё остальное в нём. Отодвинув всё это в сторону, давайте исследуем этот вопрос прямо и выясним истину этого для самих себя. В этот вопрос включено очень многое, и нам следует входить в это очень осторожно и тщательно.

Большинству из нас хотелось бы, чтобы кто-нибудь из авторитетов говорил нам, что следует делать. Мы выискиваем указания для поведения, поскольку наш инстинкт — находиться в безопасности, больше не страдать. Кто-то сказал, что он переживал счастье, блаженство или что вам угодно, и мы надеемся, что он скажет нам, что делать для приближения к этому. Это именно то, чего мы хотим: мы хотим такого же счастья, такой же внутренней умиротворённости, радости; и в этом безумном мире смятения мы хотим, чтобы кто-то сказал нам, что нам делать. Это действительно основной инстинкт для большинства из нас, и в соответствии с этим инстинктом мы создаём образец, формируем наше действие. Разве Бог, разве это высочайшее, не имеющее имени и не измеримое словами, разве он приходит через дисциплину, путём следования определённому образцу действия? Мы хотим приблизиться к определённой цели, к определённому результату, и мы думаем, что путём практики, дисциплины, подавления или высвобождения, сублимации или подмены окажемся способными найти то, что мы ищем.

Что включено

в дисциплину? Зачем мы дисциплинируем самих себя? — если занимаемся этим. Могут ли дисциплина и разум идти вместе? Большинство людей чувствуют, что мы должны, применяя какой-нибудь род дисциплины, усмирять или контролировать грубость, уродливости в нас. Эта грубость, эта уродливость — контролируемы ли они путём дисциплины? Что мы подразумеваем под дисциплиной? Порядок действий, обещающий награду, порядок действий, который, если следовать ему, даст нам то, что мы хотим — это может быть положительным или отрицательным; шаблон поведения, который, если практикуешь его с усердием, старательно, очень-очень ревностно, даст мне в конце то, что я хочу. Это может оказаться болезненным, но я намерен пройти через это, чтобы получить желаемое. Моё «я», которое агрессивно, эгоистично, лицемерно, тревожно, полно страха — вы знаете всё это, — это «я», которое и есть причина всего грубого в нас, мы хотим преобразовать, подчинить, разрушить. Как же сделать это? Может ли это быть сделано с помощью дисциплины? — или это может быть сделано путём разумного понимания прошлого своего «я», понимания того, что такое это «я», как оно обретает жизнь, и прочее? Должны ли мы разрушить грубость в человеке путём принуждения — или же с помощью разума? Разве разум — дело дисциплины? Давайте на время забудем, что было сказано святыми и всеми остальными людьми; давайте войдём в эту проблему сами, так, будто мы впервые взглянули на неё; тогда в конце этого мы можем получить нечто творческое, не только цитаты из сказанного другими людьми, что так тщетно и бесполезно.

Мы говорим сначала, что в нас присутствует конфликт: чёрное против белого, алчное против неалчного, и так далее. Я алчный, жадный — что ведёт к боли; чтобы освободиться от этой алчности, я должен дисциплинировать себя. То есть я должен сопротивляться любой форме конфликта, которая приносит мне боль, которую в данном случае я называю алчностью. Я говорю тогда, что это антиобщественно, это неэтично, это неправедно, и так далее и так далее — для сопротивления этому мы выдвигаем различные социально-религиозные резоны. Разрушается ли алчность, покидает ли она нас путём принуждения? Прежде всего давайте исследуем процесс, вовлечённый в подавление, в принуждение, в избавление, в сопротивление. Что происходит, когда вы делаете это, когда вы сопротивляетесь алчности? Это главный вопрос, не так ли? Почему вы сопротивляетесь алчности, и что это за сущность, которая говорит: «Я должна освободиться от алчности»? Сущность, которая говорит: «Я должна освободиться» — тоже алчность, не так ли? До настоящего момента алчность была выгодна, но теперь это болезненно; поэтому она говорит: «Я должна избавиться от этого». В этой мотивации избавления от алчности всё ещё действует алчность, ведь здесь желание быть чем-то, чем не являешься. Неалчность теперь предпочтительнее, поэтому я преследую неалчость; но мотив, намерение — по-прежнему быть чем-то, быть неалчным, — то есть по-прежнему алчность, несомненно; то есть опять негативная форма проявления «я».

Мы обнаружили, что быть алчным болезненно, по разным причинам, которые очевидны. Пока мы наслаждаемся ею, пока она оправдывает себя, никакой проблемы нет. Общество различными способами подталкивает нас быть алчными; религии также подталкивают нас различными способами. Пока это выгодно, пока это неболезненно, мы действуем под её влиянием, но когда это становится болезненным, мы хотим сопротивляться ей. Это сопротивление и есть то, что мы называем дисциплиной против алчности; но освободимся ли мы от алчности путём дисциплины, путём сублимации, путём подавления? Любое действие со стороны «я», желающего освободиться от алчности, по-прежнему является алчностью. Следовательно, любое действие, любой ответ с моей стороны по отношению к алчности очевидным образом решением не является.

Прежде всего должен быть спокойный ум, нерастревоженный ум — чтобы понять что-либо, особенно то, чего я не знаю, во что мой ум не может вникнуть — в то, что, говорит задавший вопрос, является Богом. Чтобы понять что-либо, любую запутанную проблему — жизни или взаимоотношения, на самом деле, любую проблему, — должна быть определённая спокойная глубина ума. Приходит ли такая спокойная глубина путём какой-либо формы принуждения? Поверхностный ум может принудить себя, сделать себя спокойным; но, несомненно, такой покой является покоем распада, смерти. Он утрачивает способность к адаптации, гибкости, чувствительности. Так что сопротивление — не путь.