Первая командировка
Шрифт:
— Дайте... У нас остается хороший залог.
По руслу коммерции иногда приходила очень ценная информация.
В буржуазное время в Латвии действовала строительная фирма немца Фрелиха. В ее конторе тогда работал некто Лев Рар — русский по происхождению, сын эмигрировавшего в Латвию офицера царской армии. Перед войной семья Фрелиха, прихватив с собой и Рара, уехала в Германию, а когда гитлеровцы заняли Ригу, вернулась, и фирма продолжала действовать. Только Рар в ней был уже вице-директором.
И вот однажды в доме у Магоне Самарин встречается с главой
— Если хотите знать, моя фирма напрямую связана с самим оберфюрером СС Ланге, и это открывает мне огромные возможности для получения любого строительного материала.
— Не понимаю, — усомнился Самарин, — как можно с трудным делом коммерции совместить какую-либо другую работу?
— Почему? У меня на этом деле сидит мой заместитель, Рар, Магоне его знает — весьма энергичный человек, хоть и русский, А то, что он русский, да еще из местных, людям Ланге и ценно. Но так как он еще и мой заместитель, он все, что надо, делает через эсэсовцев и для нашей фирмы. Вот как надо устраиваться, дорогой мой коллега и конкурент господин Раух! — хохотал Фрелих, победно смотря на Самарина.
Так был открыт один из тайных агентов гестапо по разработке оставшихся в Риге русских, и это многих из них впоследствии спасло...
Самарин немедленно сообщил о Раре Гунару Рудзиту, а тот — местным подпольщикам. Было решено провокатора и доносчика ликвидировать. Но сделать это им не удалось, однако провокатор был раскрыт. (Уже после войны Лев Рар объявился на Западе в качестве агента английской разведки и активного деятеля антисоветских организаций, в частности пресловутого НТС. На Западе такой «товар» не пропадает.)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Как и предлагал Центр, Самарин активизировал свою коммерческую деятельность — он понимал, что это укрепляло достоверность его жизни в этом городе.
Надо сказать, что компаньон Магоне не дремал — покупателей становилось все больше, среди немцев пошла молва, что у некоего Рауха можно за бесценок приобрести красивые вещи. О том, по какой цене он сам продает товар, Самарин своему компаньону не говорил, ему он называл наивыгоднейшие цены и с них исправно вручал ему его долю прибыли. Вот когда пригодился служебный запас рейхсмарок. Магоне старался изо всех сил.
Почти каждый день Самарин попадал в новые квартиры, узнавал новых людей и как они живут в оккупированном врагом городе. А покупатели, которые обращались к нему с рекомендациями Фольксштайна и Вальрозе, были немецкими военнослужащими, гестаповцами, штабными работниками, и общение с ними тоже было весьма ценным.
Радистка Ирмгардей уже не раз передавала его донесения Центру с ценной информацией, полученной от покупателей.
В
— У него должна быть богатая коллекция картин, — говорил Магоне. — И сейчас он наверняка нуждается в деньгах — он из тех, кто любит жить широко и весело. Я уверен, он торговаться не станет...
Дирижер жил на главной улице города, но довольно далеко от центра. Утренний поток пассажиров уже схлынул, и в трамвае ехало человек десять, не больше. Кто были эти люди? По каким делам ехали? Поди узнай! Каждый сидит сам по себе, никаких разговоров — немцы уже научили их молчать. Тем более что в трамвае ехал и один из учителей — долговязый солдат явно штабной службы: сверкающие сапоги, шинель по фигуре и из сукна получше солдатского, в руках портфель. Он не отрываясь смотрел в окно. Пока он не вошел в вагон, Магоне переговаривался с Самариным, теперь замолчал.
— С появлением нашего солдата вы, я заметил, сразу онемели! — нарочито громко сказал Самарин.
— Просто задумался... — еле слышно ответил Магоне и стал смотреть в окно на безлюдную, уже приснеженную улицу.
— Они все онемели, — вдруг отозвался солдат и рассмеялся.
На ближайшей остановке пассажиры подозрительно дружно вышли из вагона.
— Эй, зайцы! Куда вы? — вслед им весело крикнул солдат.
В доме, где жил дирижер Паруб, Самарин и Магоне поднялись на третий этаж и долго нажимали на кнопку звонка. Но вот за дверью послышался надсадный кашель, и наконец лязгнули запоры.
Дверь открылась. Перед ними стоял, поеживаясь от холода, плотный мужчина выше среднего роста в накинутом на плечи халате, полы которого он пытался стянуть на круглом животе.
— Что изволите? — хрипло спросил он и снова зашелся в кашле.
Подождав, пока он откашлялся, Магоне сказал:
— Господин Паруб, я коммерсант Магоне. Может, знаете?
— Ну как же... как же, — пробормотал Паруб. — Проходите.
Они вошли в темную переднюю и затем, вслед за Парубом, в комнату, в которой было темно и густо пахло табачным дымом. Хозяин раздернул гардины на одном окне. Комната была беспорядочно заставлена мебелью, половину ее площади занимал рояль, на котором лежали стопки нот, стояли пустые бутылки, грязные тарелки. В дальнем углу, на диване, белела разворошенная постель, около нее на полу валялись смятые газеты. Единственный стол тоже был заставлен грязной посудой.
— Садитесь, господа, садитесь, — пригласил Паруб, срывая со стульев висевшую на них одежду. — Угостить, извините, нечем, вчера друзья все прикончили, даже опохмелиться не оставили, а голова трещит, как турецкий барабан.
— Господин Паруб, мы к вам по делу, — начал Магоне. — Я и мой немецкий коллега господин Раух.
— Какой, вы сказали, коллега? — перебил его Паруб.
— Господин Раух... извините, я не успел его представить.
Самарин встал и поклонился.
— Он представляет немецкую торговую фирму «Раух и сын». Не хотите ли вы продать картины?