Первая кровь
Шрифт:
— А нам можно? — глупо улыбаясь, спросил Семен.
— Если в состоянии — почему бы и нет, — ответил Михаэль. — У доктора поинтересуйтесь…
— О чем, разрешите спросить? — задал вопрос появившийся в палате Рагимов.
— Герр доктор, — по уставу обратился к врачу Вахромеев, — можно нам в увольнение?
— В увольнение? — задумался Рагимов. — Когда?
— Завтра! — выдохнул мальчишка.
— Что, очень хочется?
— Еще как! — по-собачьи преданно глядя в глаза Михаилу, произнес Семка.
— Ну… Можно
— Ну вот, так всегда! — загрустил Петька. — Кому-то всё, а кому-то…
— Увольнение твое никуда не пропадет, — заверил Незнанского Сандлер. — Как только сможешь — пойдешь в увольнение. Да, — неожиданно опомнился он, — это еще не все новости. Есть еще одна — не менее хорошая: прошедшие военно-полевые игры, в результате которых некоторые курсанты получили ранения, было решено приравнять к боевым действиям! Поэтому каждый из вас был представлен к награде — почетному нагрудному знаку за ранение третьей степени! — Сандлер положил на стул возле Вовкиной кровати пять конвертов. — Торжественное награждение проведем, когда все раненые курсанты вернутся во взвод. А пока — носите и гордитесь! Фатерлянд никогда не забывает тех, кто проливает за него кровь… И пусть вам завидуют! Хайль Гитлер! — Сандлер развернулся на каблуках и вышел из палаты.
— Герр Сандлер, — вышел следом за немцем Рагимов, — я с вами посоветоваться хотел…
— Вот ведь, — пораженно произнес Семка, — и я сподобился… Вовка, дай хоть посмотреть, — попросил он Путилова, сграбаставшего со стула пачку конвертов.
— Так, — Вовка быстро проглядел надписи. — Вахромеефф. Держи, Семен.
Семка быстро доковылял до Вовкиной кровати и схватил конверт со своим именем.
— Раздай пацанам, — попросил его Путилов, протягивая оставшиеся награды.
— Яволь, герр обергефрайтер! — комично отсалютовав Вовке, произнес Семка.
Мальчишки, распаковав конверты, принялись с интересом разглядывать значки.
— Такой же, как у фюрера! — благоговейно произнес Славка, поглаживая пальцами лежащий на ладони черный металлический овал. — Я на портрете видел… Вот тут его носят, внизу, под карманом! — Он пристегнул значок на левую сторону груди. — Ну теперь мы ваще — первые парни на деревне! — радостно заявил он. — Пусть обзавидуются — правильно Сандлер сказал…
«Да уж, было б чем гордиться! — с горечью подумал про себя Вовка, катая во вспотевшей ладони ненавистный знак. Обрамленная венком из листьев свастика, выдавленная на каске, лежащей поверх скрещенных мечей, жгла руку. — Уже вторая награда…»
— А у Вовки-то уже вторая награда! — словно в унисон его невеселым мыслям раздался веселый Славкин голос. — Теперь наш взвод самый героический в школе! Пацаны, кто в увольнение завтра?
— Я тоже пойду, — произнес Славка. — Надоело лекарства нюхать! Вовка, ты с нами?
— Наверное, — пожал плечами мальчишка. — Завтра посмотрим…
— Вован, ты чего такой невеселый? — спросил друга Петька. — Тебе хорошо: в увал пойти разрешили, а мне валяйся тут!
— Не знаю, — буркнул Вовка, падая на подушку и отворачиваясь к стене. Желание трепаться на тему увольнительной у него не было.
— Странный он какой-то сегодня, — произнес Славка, любуясь наградой, пристегнутой к больничной пижаме.
На праздничное построение, посвященное двадцать пятой годовщине Национал-социалистической революции в Германии, Вовка решил не ходить.
— Настроения нет, — пояснил он сокурсникам, худо-бедно передвигающимся после ранений. — Вон, с Петькой и Ильюхой посижу, чтобы скучно им не было.
— Не, Вовка, сходи лучше, — покачал головой Незнанский. — Сандлер знает, что ты ходить можешь… Да и остальные в курсе. Как бы не докопались — ить главный праздник в Рейхе. Помнишь, что Грабб на уроке рассказывал?
— А Петька прав, — согласился с приятелем Семка, — за саботаж такого праздника могут и неделю карцера прописать. А про увал тогда и вообще забудь! — горячился Вахромеев. — Давай натягивай парадку и цепляй награды — хоть пофорсим перед строем!
— Иди, Вовка! Ты ж еще в увал сегодня собирался, — привел последний довод Петька, — хоть по городу побродите! Ну и мне какой-нибудь пряник притараканите, а то достала лазаретная похлебка!
— Уговорили! — наконец сдался Вовка, сбрасывая одеяло и скидывая ноги с кровати на пол.
Стараясь не тревожить раненую ногу, Вовка осторожно натянул форменные брюки, зашнуровал ботинки и накинул на плечи китель с пристегнутыми к карману медалью и почетным значком.
— Здорово выглядишь, — поглядев на медаль, с плохо скрываемой завистью в голосе произнес Славка, — настоящий солдат!
— Пес, — глухо произнес Вовка.
— Что? — не расслышал мальчишка.
— Настоящий пес! — четко повторил Вовка, ткнув пальцем в школьную эмблему, вышитую на рукаве. — Такой же злобный и кусачий… А если и издохнет такой пес, то и хрен с ним — много еще зверей…
— Да ладно тебе, Путилов, — отмахнулся Славка, так и не врубившийся в тему, — хорошо же все кончилось…
— Угу, — кивнул Вовка, — ты это Селиванову, Прокопьеву и Комарову скажи! Здорово им, наверное, под дерновым одеяльцем!
— Ну и что, слезы крокодильи теперь по ним лить? — окрысился Славка. — Не повезло, вот и весть сказ!
— А ты думаешь, тебе всю жизнь везти будет? В любой момент можешь к ним за овраг переехать!
— Пацаны! — вмешался Петька, приподнявшись в кровати на локтях. — Вы чего как с цепи сорвались? Собачитесь напропалую!