Первая леди города, или Между двух берегов
Шрифт:
Марина так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как официантка накрыла на стол, налила саке и держит чашечку почти у ее лица, не решаясь оторвать от раздумий.
– А… да, спасибо, – очнулась Коваль и взяла тонкую фарфоровую посудинку с теплым напитком, посмотрела на Хохла: – Давай, Женька, выпьем.
– Я за рулем.
– Ой, проблема! Я ездила под таким градусом, что вообще ничего не соображала!
– То – ты, а у меня в руках не только своя жизнь, между прочим, – заметил он, наливая себе сок. – И твоя мне значительно дороже,
– Глупости, дорогой, чужая жизнь не бывает дороже своей, – отмела она, выпив саке и принимаясь за лапшу-удон. – Я тебе точно говорю – не бывает такого, всегда сначала о себе думаешь, а потом уж о ком-то.
– Кто бы умные тексты толкал, да только не ты! Вспомни, сколько раз подставляла свою голову вместо чужой, а потом учи меня, как бывает.
Прав он был – Коваль знала, как может быть дорога чужая жизнь, но в ее случае это всегда была жизнь Егора, за него Марина могла в огонь и в воду, на стволы – куда угодно.
– Сознаю – погорячилась, – признала она, наливая еще саке. – Почему-то мне трудно признавать еще за кем-то право на подобные вещи.
– Ты опять напьешься? – подозрительно посмотрел на стремительно пустеющий кувшинчик Хохол. – Ты ведь обещала.
– Ой, да ладно, мы ему не скажем! – отмахнулась Марина.
Но больше пить не стала – не хотелось.
– Поехали домой, мне еще Дрозду нужно позвонить, – мрачно распорядилась она.
– Ты расстроилась?
– Нет. Просто это место будит воспоминания, а они так мучают потом – хоть плачь…
– Ну, и поплачь, чего тут особенного?
– Устала я плакать, Женька, никогда в жизни столько слез не лила, как за этот год.
– Был повод. – Хохол поднялся, подавая ей руку, помог переодеться в комбинезон. – Давай я тебя на руках понесу, – предложил он и, не слушая возражений, поднял и понес к выходу, на ходу надевая на нее шапку: – Не крутись, уроню!
На крыльце он поцеловал ее в губы, зная, как Марина не любит публичных проявлений чувств с его стороны. Усадив ее в машину, Хохол прыгнул за руль, и "Хаммер", взревев, рванул с места. На трассе Коваль неожиданно велела остановиться, вылезла и подошла к водительскому месту:
– Пересядь, прокачу.
Хохол удивленно поднял брови:
– Спятила? Гололед, вдруг не справишься?
– Значит, разобьемся, – спокойно ответила она, усаживаясь на водительское место и поворачивая ключ в зажигании. – Ну, смертник, понеслись! – И, сколько было сил в непослушной правой ноге, вдавила педаль газа почти в пол. Хохол вцепился в ручку на потолке и заорал:
– Сумасшедшая! Опрокинемся, на хрен!
– Не дергайся! – процедила Марина. – Сбывается твоя мечта – чтобы я тебя проперла по бездорожью! – и на самом деле свернула на проселок, рассекая снег на нечищеной дороге.
– Сядем на брюхо – замерзнем, – почти успокоившись, предупредил Хохол. – Тут сотовые уже не покрывают, даже помощь не вызовешь!
– Ты больной? Как может сесть на брюхо джип военного образца, сделанный специально для
– Тебя нельзя за руль пускать, я теперь понял, почему Макс с тобой боялся ездить, – ты вообще ничего не соображаешь, ни скорости, ни дороги не чувствуешь! – Хохол закурил, чуть приоткрыв окно.
– Неправда, я нормально езжу, просто мне захотелось тебя немного напугать.
– Удалось! – хмыкнул он, не подозревая, что Марина не все еще продемонстрировала.
Посигналив еще в начале улицы, она так газанула, увидев открывшиеся ворота, что Хохла откинуло к дверке, а влетев во двор, затормозила педалью в пол, развернув джип на сто восемьдесят градусов. В шоке был не только Хохол, но и вся охрана, включая водителя и выбежавшего на крыльцо Розана. Когда же они увидели, что из-за руля выбирается хозяйка, последовала немая сцена.
– Ну, чего рты разинули? – закуривая, спокойно поинтересовалась Коваль. – Соскучились?
– Наковальня, ты что, смерти моей хочешь? – хватаясь за сердце, простонал Розан. – Я думал, это Хохол развлекается, а ты сама!
– Что, отвыкли? Привыкайте – я в полном порядке, так что сама теперь буду ездить.
– Ага, помечтай! – отозвался Хохол. – Даже не надейся, малахольная, чуть меня не угробила на своем танке!
Марина захохотала, довольная собой, и пошла в дом, стараясь не очень наступать на правую ногу, сильно болевшую после непривычной нагрузки. Явившийся следом в кабинет Хохол дождался, пока она закончит телефонный разговор с Дроздом, а потом сел на корточки и заглянул в глаза:
– Я прошу тебя – никогда больше не езди так, как сегодня, пожалей меня, если себя не жалко, Малыша пожалей – он не вынесет, если с тобой что-то случится! Пообещай мне, прошу тебя!
Коваль посмотрела в его озабоченное лицо и устыдилась собственной выходки – в самом деле, как она не подумала о них? Что за ребячество?
– Прости меня… – попросила она, прижимаясь лбом к его лбу. – Я идиотка, больше не буду. Не сердись.
Коваль обняла его за шею и спустилась на пол, сев между его колен и заглядывая в глаза:
– Жень, ну, не надо, а? Я же пообещала, не злись, пожалуйста! – Марина стала целовать его, но он уворачивался. – Ты что?
– Я не знаю, как тебя можно заставить думать не только о себе, но и о других! Хоть иногда! Ты понимаешь, что я переживаю?
– Прости меня, дорогой. – Коваль медленно развязала халат и сбросила его на пол, оставшись в тонких зеленых стрингах. – Давай я заглажу свою вину…
– Идем ко мне, – приказал он, накидывая на нее халат. В своей комнате Хохол чувствовал себя более уютно, зная, что уж сюда-то точно никто не войдет и не увидит того, что он делает с Мариной.