Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Хейстингс Макс

В воскресенье 18 октября 7-я дивизия получила приказ двигаться к Менену, по дороге выдержав несколько стычек с немецкими патрулями и разведотрядами. На следующее утро пилоты Королевского летного корпуса совершили рекогносцировочный вылет в восточном направлении и вернулись с ошеломляющими новостями: огромные колонны немцев, значительно превышающие числом британскую пехоту и прикрывающую ее кавалерию, будут здесь в считаные часы. Наступление в срочном порядке отменили, части отошли назад и встали на ночь лагерем на невысокой гряде над Ипром. Именно здесь образовался (хотя по обоим флангам еще зияли огромные бреши) Ипрский выступ – случайный вылет из линии союзного фронта, на котором за несколько последующих лет погибнет больше 200 000 британских солдат.

В тот октябрьский день войскам казалось, что они просто задерживаются на короткое

время в этой сельской местности, почти не затронутой войной. Ранним утром 20 октября толпы местных жителей потянулись на запад, погоняя перед собой скот. Британцам пришлось остановиться, но ненадолго. Через считаные часы на 7-ю дивизию обрушился первый сильный удар немцев, подкрепленный артиллерией. Большую часть атакующих составляли плохо подготовленные – а иногда и вовсе неподготовленные – резервисты. Их доставили поездом к Менену, а дальше отправили пешком. Во время наступления одного из немецких полков командир крикнул солдатам: «Сбросьте это лживое отродье обратно в море!»

По низким складкам бельгийских полей, тогда еще перемежавшихся изгородями, фермами, лесополосами и выпасами, немцы надвигались на тонкую линию британской обороны, где солдаты занимали неглубокие траншеи либо просто лежали в траве, на корнях и стерне. Эти подразделения, в отличие от остальных частей экспедиционных войск, до тех пор не видели больших масс вражеской пехоты: вюртемберговские солдаты в остроконечных шлемах произвели на них неизгладимое впечатление. Как и войска Смита-Дорриена при Монсе и Ле-Като, британцы открыли плотный стрелковый огонь. Легенда о «минутном помрачении» британцев – не больше чем преувеличение. Винтовочный огонь то нарастал, то стихал – боеприпасы необходимо было беречь.

7-й дивизии пришлось проходить боевое крещение под градом пуль и снарядов. Некоторые офицеры путали храбрость с идиотизмом: подполковник 2-го Уорвикширского полка Уолтер Лоринг поскакал на огромном белом коне по Мененской дороге во главе своего батальона. Когда в пятку ему попала пуля, он выругался и после перевязки вновь сел в седло. Коня под ним вскоре убили, и Лоринг пересел на другого, но затем подстрелили и этого. В конце концов 24 октября смерть настигла и самого подполковника, который посылал войска в атаку, ковыляя между солдатами в домашней туфле. Он первым из трех братьев Лорингов погиб в первый год войны.

Селение Пашендаль было потеряно и оставалось в руках врага три года. На передовые позиции пришел приказ окапываться. «Чем?» – озадаченно спрашивали солдаты. Многие уже потеряли или бросили в спешке шанцевый инструмент, и ни у кого не было тяжелых лопат. Солдаты ковыряли землю как могли, некоторые голыми руками. 21 октября принесло новые отчаянные бои и новые потери. Первые войска, перебрасываемые с Эны, начали выстраивать оборону. Части прибывали одна за другой, каждый раз к новой волне немцев, которые вскоре принялись атаковать не только днем, но и ночью, по все более широкому фронту. Однако кайзеровские войска, понесшие большие потери и 20-го, и 21-го, совершенно не чувствовали себя несокрушимыми. Марвиц, командовавший кавалерией, писал 22 октября, изучив позиции британцев: «Вся местность – сплошное лоскутное одеяло из полей и изгородей, укрепленных проволокой. Как здесь атаковать? Враг умело использует преимущества рельефа, стреляя из домов и траншей, которые отрыл с невероятной скоростью».

Немецкий капрал, участвовавший в первой атаке на Лангемарк, к северу от Ипра, писал устало некоторое время спустя: «Кто в тот день или в последующие дни представлял себе, что происходит, осознавал наши планы или намерения врага? <…> Внезапные разрывы шрапнели сеяли смерть и разрушение на наших позициях. То, что я увидел и пережил… подвластно разве что самому буйному воображению. Что осталось от нашей дивизии? <…> На каждом лугу, за каждой изгородью находились отряды, где-то крупнее, где-то мельче, но что они делали? Что могли они сделать?» Ранним днем 21 октября один из потрепанных немецких полков ударился в бегство, потеряв всех своих офицеров. К вечеру в каждом доме селения Пулкапелле вповалку лежали раненые, принесенные из развалин Лангемарка. Когда на следующий день атаку возобновили, исход получился тот же.

Многие десятилетия спустя немецкие националисты пытались пробудить так называемый «дух Лангемарка», олицетворяющий беспримерное мужество перед лицом опасности. Однако это был лишь миф, маскирующий тщетность немецких атак 21–23 октября, сравнимую

с тщетностью действий французов в Пограничном сражении. «Кровавый день», – горевал 21 октября баварский капитан Отмар Руц, вписывая близких друзей в перечень офицеров, погибших в атаке на ипрской дороге. Британцы не прекратили стрельбу и ночью: «Казалось, что никто не собирался уходить отсюда живым». На следующее утро с большим трудом подвезли питание, и немцы, получившие приказ возобновить атаку, впервые за два дня поели горячего, многие последний раз в жизни. 4-я армия Фалькенхайна ворчала, что ночью ее отбрасывали с позиций, такой дорогой ценой завоеванных днем.

Несмотря на то, что средоточием немецких атак стал Ипр и 1-й корпус сэра Дугласа Хейга, на долю французских и британских войск дальше к югу на подступах к Армантьеру и позади Ла-Бассе хватало в последние две недели октября собственных отчаянных сражений. Штаб верховного командования, не осознавая размах немецкой операции, по-прежнему слал батальоны на линию фронта с приказами, позволяющими предположить, что вскоре инициатива наступления будет принадлежать союзникам. Действительность оказывалась иной. «Куда ни сунься, повсюду впереди немцы», – писал гренадер Джордж Джеффрис {984} . Уилфрид Абель-Смит горячился 22 октября: «Это все враки, будто впереди никого нет. Там тучи немцев, и вояки они отменные, и артиллеристы у них не мажут. <…> Мы, конечно, убиваем их толпами, а они все лезут и лезут…» {985}

984

Craster p. 107

985

ibid. p. 111

После пережитых с августа злоключений у многих британских солдат форма расползалась в лохмотья. Кто-то переоделся в гражданские брюки, ветеран Уэльских стрелков Фрэнк Ричардс вместо потерянной фуражки приспособил завязанный узелками по углам платок. Ему было уже все равно: «Мы выглядели отребьем, но зато бодрым и готовым ко всему» {986} . К востоку от Фромеля его часть распаковала шанцевый инструмент. «Если бы мы только знали… что копаем себе пристанище надолго», – писал Ричардс {987} . 22 октября правый фланг экспедиционных войск усилили две индийские дивизии. В подкреплении нуждались отчаянно. Первым индийским кавалером Креста Виктории стал сипай, белуджи Худадад Хан, заслуживший награду за меткую стрельбу из пулемета в Холлебеке.

986

Richards, Frank Old Soldiers Never Die Mott 1983 p. 31

987

ibid. p. 34

Однако бытовало мнение, что индийский корпус плохо подходил для континентальной кампании. Фрэнк Ричардс, много лет служивший в Индостане, писал позже со снобистским презрением: «Туземные пехотинцы плохо себя зарекомендовали во Франции. Некоторые писаки в газетах пытались оправдать их неприспособленностью к холодам, однако на самом деле у них просто душа уходила в пятки. Пара взорвавшихся рядом с траншеей снарядов, и большинство уже в обмороке» {988} . Командир Индийского кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Майк Римингтон заявлял, что его солдаты «годятся лишь на корм свиньям». Это было крайне несправедливо: индийцы преподали остальным экспедиционным войскам уроки разведки. Однако имелась доля истины в том, что жестоко (пусть даже в суровый для Британской империи час) подвергать наемных солдат с другого края земли культурному шоку, бросая в гущу сражений во Фландрии.

988

ibid. p. 39