Первая мировая. Убийство, развязавшее войну
Шрифт:
Чабринович был уверен, что после того, как его узнали детективы в Тулузе, они доложили об этом в соответствующие органы: так как ему было запрещено появляться в Сараево в течение пяти лет, он рисковал немедленным арестом в случае появления в городе. Но никто не доложил о нем, и он смело вернулся к своей семье; Грабеч остановился у себя дома, а Принцип — у матери Илича, зарегистрировавшись, в полиции Сараево, используя свое настоящее имя и адрес. Принципу принадлежал рекорд по количеству участий в акциях подрывной направленности, однако согласно приказам начальника полиции Эдмунда Герде всех вновь прибывающих уже не проверяли и никто не был помещен под наблюдение.
Илич занимался организацией заговора в Сараево. Мехмедбашич был уже их верным сторонником:
В Белграде Димитриевич беспокоился о том, что Австрия могла использовать покушение как повод начала войны против Сербии. Дальнейшие события являются предметом бесконечных споров. Сам Димитриевич рассказывал, что он воспользовался традиционной защитой Сербии, обратившись к царской России. Всегда ходили слухи о причастности России к совершению убийства в Сараево. Трудность заключается в отделении фактов от слухов.
К 1914 г. Россия была уже не в состоянии заботиться о своих интересах на Балканах. Николай Гартвиг, российский министр в Белграде, культивировал атмосферу интриг и антиавстрийских настроений в посольстве. Царские агенты регулярно направляли через министерство средства на поддержку сербских националистических обществ и оплачивали их пропаганду, призывавшую к объединению южных славян путем насильственных действий. Хартвинг не особо скрывал своих симпатий. После Балканских войн он утверждал: «Теперь настала очередь Австрии. Сербия будет нашим лучшим инструментом. Приближается день, когда Сербия примет обратно к себе Боснию и Герцеговину».
Это означало желание России провоцировать сербскую агитацию против Австрии с расчетом, что со временем влияние Габсбургов будет ослаблено, а влияние Романовых укрепится. Учитывая такие тенденции, было неудивительно, что Димитриевич старался заручиться поддержкой России, когда дела начинали идти не очень хорошо. По всей видимости, он никогда не рассказывал Гартвигу о своих планах, но признавался, что обратился к русскому военному атташе полковнику Виктору Артамонову с вопросом, как себя поведет Россия, если Австрия нападет на Сербию. Артамонов активно помогал пропаганде «Черной руки», и можно было рассчитывать на его молчание и поддержку. То, что было точно сказано в ответ, до сих пор вызывает вопросы. Задал ли Димитриевич только этот общий вопрос или он посвятил Артамонова в свои планы? Позднее Артамонов отрицал такие подробности их беседы, но Луиджи Альбертини, бравший у него интервью, думал, что он лжет. В конце концов другие говорили противоположное, в том числе помощник Артамонова, капитан Александр Вечковский. По словам Вечковского, Димитриевич рассказал Артамонову о планируемом убийстве, и полковник обращался за консультацией о возможных последствиях к неназванным чиновникам в Санкт-Петербурге.
Если Австрия нападет на Сербию, «вы не останетесь в одиночестве», — заверил Артамонов Димитриевича. Именно этот ответ услышал Димитриевич. На какие шаги пошла бы Россия после этого убийства? Или это было просто какое-то смутное дипломатическое заверение, что царская империя поддержит своего балканского союзника? Ответ на эти вопросы зависел от того, что на самом деле ответили Артамонову из Санкт-Петербурга. Завеса благовидного отрицания этих фактов скрывала всех невидимых участников событий. Официальные российские документы, касавшиеся начала Первой мировой войны, были сфальсифицированы перед их публикацией или просто исчезли. Можно, конечно, допустить, что Димитриевич рассказал Артамонову
Возможно, что в определенных российских кругах располагали сведениями о готовящемся убийстве заранее; не может быть никаких сомнений, что об этом знал кто-то и среди многочисленных чиновников сербского правительства. Как бы ни утверждали, что «Черная рука» не была основной силой, стоявшей за этим убийством, но уже нельзя говорить, что Сербия была к этому непричастна. Хотя сербское правительство и не занималось организацией этого заговора, представляется неоспоримым, как писал историк Фромкин, что «на нем в значительной мере лежит вина» за его успех.
Димитриевич, по его собственному признанию, как руководитель сербской разведки инициировал и помогал совершению убийства. Признание было сделано в момент, когда Димитриевич пытался спасти собственную жизнь, — поэтому возникло предположение, что это признание было вынужденным или сфабрикованным. Димитриевич обратился к Раде Малобабичу, начальнику подразделения сербской военной разведки, действовавшего против Австро-Венгрии, чтобы он помог с организацией заговора. Высокопоставленные сербские военные чиновники участвовали в подготовке убийц и снабжали их револьверами и бомбами из сербских военных арсеналов; официальные лица сербского государства снабдили убийц подложными документами и тайно переправили молодых террористов в Боснию. Полковник Любомир Вулович, начальник сербской пограничной службы, знал о готовящемся заговоре от военного начальника штаба маршала Путника. Люба Йованович, сербский министр образования и науки, рассказывал, что премьер-министр Никола Пашич даже обсуждал план заговора при встрече с несколькими членами кабинета министров: «Пашич сказал нам, что некоторые лица готовятся к поездке в Сараево для убийства Франца Фердинанда».
Пашич знал о заговоре. В первую неделю июня он получил донесение о том, что заговорщики достигли Боснии. Премьер-министр знал имена трех заговорщиков, выехавших из Белграда; знал, что у них были с собой бомбы и револьверы; знал, что сотрудники сербской пограничной службы и военной разведки оказали им содействие, и знал, что они направлялись в Сараево для убийства Франца Фердинанда. Сохранился даже отчет с комментариями, внесенными лично рукой Пашича. Все эти факты делали сербское правительство прямым соучастником событий в Сараево.
Но это еще не дало ответов на все вопросы. Пашич был слабым политиком: Димитриевич хотел отстранить его в мае 1914 г.; он остался на своем посту только благодаря вмешательству России. До новых выборов, которые должны были состояться в августе, Пашич остался исполняющим обязанности премьер-министра. Димитриевич и большинство военных ненавидели его, и это чувство было взаимным. Если бы Пашич разоблачил этот заговор, он мог бы уничтожить своего врага и нанести «Черной руке» смертельный удар. Поступив таким образом, он бы, конечно, поставил под угрозу свою политическую карьеру, получил бы ярлык предателя Сербии и, возможно, подверг бы свою жизнь опасности. Но если бы он ничего не сказал и факты этого дела впоследствии выяснились бы, Австрия получила бы все основания начать войну против Сербии. Казалось, что любой выбор означал для него личную катастрофу.
В конце концов Пашич выбрал третий вариант. Вена получила лишь расплывчатое предупреждение о возможной опасности для эрцгерцога в Боснии. Таким образом, он защитил и заговор, и собственные политические устремления. Если бы на него нажали, он бы сказал, что сделал все возможное для предотвращения катастрофы, и мог сослаться на свое предупреждение австрийских властей. Такой был его план, но Пашич не учел всех последствий. Отправленное заблаговременно предупреждение стало известно и высшим кругам в Белграде. Немного позднее Пашич отрицал сам факт этого предупреждения, но уже слишком много сербских чиновников могло подтвердить, что оно имело место быть.