Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»
Шрифт:
С уходом войск на речку Альму, в Севастополе оставлено было для защиты города четыре резервных батальона пехоты, разные морские команды и флотские экипажи, из которых были сформированы пехотные батальоны.
Неприступный и отлично защищенный с моря, Севастополь с сухого пути не только не был защищен, но даже и не окопан. Теперь, в ожидании скорого приближения неприятеля, в городе закипела необыкновенная деятельность по приведению города в оборонительное положение. Необходимо было опоясать город целой линией укреплений. По распоряжению генерал-адъютанта Корнилова, было немедленно приступлено к исправлению старых и возведению новых укреплений. Решено было производить работу по всей линии, чтобы, куда ни пришел неприятель, можно было бы везде дать ему отпор. Надо было работать так, чтобы укрепление, сегодня насыпаемое, завтра могло попотчевать непрошеного гостя и оказать сопротивление при его нападении. Необходимо было с этой целью поставить по всей линии орудия, которые приходилось брать с кораблей,
Работа кипела; шум и всеобщее движение заметно усилились в Севастополе. Звуки медных рогов и бой барабанов в разных частях города призывали рабочих к деятельности после кратковременного отдыха, звучно гремели якорные цепи кораблей, переводимых с места на место для лучшего поражения подступающего к городу неприятеля. Склянки, или морские часы, через каждые полчаса указывали время бесчисленным звоном, но за ними некогда было следить, да и некому, исключая часовых.
Объезжая работы по нескольку раз в день, адмирал Корнилов радовался успеху, видя, что в неделю сделано столько, сколько в другой раз не сделаешь в целый год. И действительно, в самое короткое время перед глазами неприятеля вырастали твердыни севастопольские, мощные не толщиной и крепостью своих стен, а силой духа русского, безусталью народа православного. Выше всякой похвалы и достойно всякого уважения та необыкновенная деятельность, которую выказали севастопольцы, как мужчины, так и женщины. Батареи и укрепления насыпались по всей линии, тянувшейся верст на девять, и повсюду кипела работа с одинаковым успехом: мужчины долбили каменистый грунт, а женщины таскали, иногда издали, землю в своих подолах. Появилась и такая батарея, которая без участия мужчин насыпана была только одними женщинами. Батарея эта до конца осады Севастополя сохранила название Девичьей и осталась свидетельницей их любви к родной стране и неутомимой посильной деятельности.
Лишь только укрепление приходило к концу, как оставшиеся в городе матросы стаскивали с кораблей свои огромные орудия и перевозили их на батареи. Люди, человек по сто, впрягались в тяжелую пушку и где с припевом дубинушки, а где и просто с криком «Ура!» встаскивали ее на гору и ставили на батарею. Из порта тащили на укрепления станки под орудия, орудийную принадлежность, снаряды и мешки от провианта для насыпки их землей и ускорения устройства амбразур. Под руководством инженер-подполковника Тотлебена работа кипела день и ночь. Тысяч пять человек с рассветом начинали работу по укреплениям и продолжали ее без перерыва целый день. Ночью работали при свете факелов и фонарей. Всякий работал от души, понимая ясно, что работа эта необходима и что он должен работать. Многие батареи были уже насыпаны и на них поставлены пушки, когда вдали города показались наши войска, отступавшие после сражения на реке Альме. С огромным транспортом раненых тянулись они 9 сентября по направлению к Севастополю. Около полудня полки наши подошли к Бельбеку. Здесь они расположились на привале, который необходим был людям, уставшим после горячего боя и измученным южным жаром. За войсками следовали и жители деревень, лежавших на пути отступления армии. Покидая свои жилища, они с огромными узлами на спине тянулись длинной вереницей к Севастополю, где надеялись найти приют и защиту.
Главнокомандующий князь Меншиков, приехав в Севастополь, удивлялся быстроте, с которой росли укрепления. По ходатайству неутомимого распорядителя обороны вице-адмирала Корнилова князь Меншиков разрешил выдавать по две чарки водки всем работавшим на укреплениях.
Утром 9 сентября Корнилов собрал военный совет из адмиралов и капитанов. Он объявил им, что армия отступает и что неприятель, подойдя к городу и расположившись на Северной стороне, может открыть огонь по кораблям, защищающим вход в севастопольский рейд, или сжечь их, или заставить отойти на другое место. С удалением кораблей рейд не имел бы столь сильной защиты, и доступ союзному флоту к Севастополю значительно облегчался. Генерал-адъютант Корнилов предлагал выйти в море и атаковать союзный флот. При удаче мы могли уничтожить неприятельские корабли
На основании всех этих соображений капитан 1 ранга Зарин предложил затопить несколько старых кораблей на фарватере, а людей с них и прочих кораблей обратить на усиление гарнизона. Прискорбно было представителям славного Черноморского флота выслушать подобное предложение, и у многих из них навернулись на глазах слезы. Запрудить порт и запереться в нем безвыходно значило отказаться от славной встречи нашего флота с неприятельским в открытом море, значило отказаться от звания моряка, столь высоко чтимого черноморцами.
Своей любовью к делу, своим единодушным стремлением на общую пользу черноморцы довели свои корабли до того высокого совершенства, которому завидовали иностранные державы. Теперь, когда они могли справедливо гордиться своим созданием, приходилось собственными руками потопить эти корабли в волнах родимого моря. Решаясь на такую меру, моряки отважились уничтожить сразу то, к чему они стремились более полувека, в чем видели свое призвание, свою будущность. Громкий говор, оживлявший совет, перешел теперь в безмолвие. Все молчали, но Корнилов видел, что большинство одобряет предложение Зарина и согласно с ним он видел, что все члены совета затопление кораблей признают единственным средством к спасению Севастополя, но что ни один из них не решился произвести этого рокового слова.
Не соглашаясь с таким мнением совета, Корнилов вызвал тем самые оживленные споры. В это время ему доложили, что приехал главнокомандующий, князь Меншиков, и находится на четвертом номере (так называлась одна из батарей Северной стороны). Корнилов, распустив совет, отправился к главнокомандующему.
– Готовьтесь к выходу, – сказал он, уходя, членам совета, – будет дан сигнал, что кому делать.
Явившись к главнокомандующему, Корнилов изложил ему мнение совета и объяснил свое намерение выйти в море. Меншиков согласился с советом и приказал затопить корабли на фарватере. Корнилов отказывался исполнить это приказание.
– Ну так поезжайте в Николаев к своему месту службы, – сказал Меншиков, рассерженный таким упорством Корнилова, и приказал своему ординарцу позвать к себе вице-адмирала Станюковича.
– Остановитесь, – вскричал Корнилов, – это самоубийство… То, к чему вы меня принуждаете… Но чтобы я оставил Севастополь, окруженный неприятелем, невозможно! Я готов повиноваться вам.
Затопление кораблей было действительно необходимо. Жертвуя несколькими старыми судами, мы преграждали неприятелю всякую возможность ворваться на рейд и вместе с тем усиливали Севастополь более чем 10 000 человек матросов испытанной храбрости.
Вечером 10 сентября суда, назначенные для потопления [9] , были поставлены на указанные им места.
В течение ночи приказано было свезти на берег все, что можно, а на рассвете следующего дня погрузить корабли на дно.
В восемь часов вечера на этих кораблях, по морскому обычаю, сыграли зорю и опустили флаги. Ничто не напоминало их близкой погибели, и только тогда, когда уже совершенно стемнело, экипажи их съехали на берег. Большинство матросов и многие из офицеров были грустны: им было жаль, что корабли, на которых они служили, с которыми сроднились, должны погибнуть, не померившись силами с врагами отечества в честном и горячем бою.
9
Для потопления были назначены корабли: «Три святителя», «Уриил», «Селафаил», «Варна» и «Силистрия»; фрегаты «Флора» и «Сизополь».
В полночь 11 сентября глухой треск и клокотание воды возвестили, что потопление кораблей совершилось. Поутру над поверхностью моря плавали обломки мачт шести судов. Один только корабль «Три святителя», оставаясь на поверхности, долго сопротивлялся, не желая расставаться с жизнью. С шумом лилась вода в отверстия, прорубленные в подводной его части, но кораблю все-таки не хотелось погружаться в воду. Тогда приказано было пароходу «Громоносец» подойти и пустить несколько бомб в корпус несчастного корабля. После нескольких выстрелов обреченный на погибель корабль «Три святителя» зашатался, волны расступились перед ним, и он после долгой борьбы, как герой, отстаивающий самого себя, свое величие и славу, медленно опустился на дно, предназначенное быть его могилой… Шум воды, треск ломающихся мачт вместе с грохотом пушек, скатывающихся с одного борта на другой, сопровождали эту борьбу с морем корабля, владыки моря. Не одна горячая слеза скатилась с ресниц зрителей этой печальной сцены.