Первая просека
Шрифт:
После некоторого молчания бросил реплику Липский:
— Не много ли, Викентий Иванович? Ведь идея эта не нова, в строительной практике она уже применяется в различных вариациях.
— Если бы уважаемый товарищ Жернаков принес нам совершенно новую идею, я бы предложил присвоить ему звание не техника, а инженера, — резковато заметил Викентий Иванович. — Разработать же с такой тщательностью один из вариантов комплекса существующих механизмов — это, батенька мой, для техника, да еще недавнего землекопа,
Поднялась одна рука — Липского.
— Вот я и смотрю, — весело усмехнулся Саблин, — почему один Липский не голосует ни «за», ни «против». Итак, друзья мои, объявляю решение комиссии: «Заслушав и обсудив дипломный проект товарища Жернакова Захара Илларионовича на тему — тема длинная, не буду зачитывать, — заметил Викентий Иванович, — комиссия постановила признать диплом защищенным с оценкой «отлично», присвоить товарищу Жернакову З. И. звание техника механизации строительных работ и выдать диплом с отличием…» Поздравляю вас, любезный мой дружище, Захар Илларионович, со званием техника! Думаю, что в этом звании вы долго не задержитесь и в недалеком будущем мы пожмем вам руку и поздравим с получением инженерного диплома.
Под гром аплодисментов покидал Захар аудиторию. Не чувствуя под собой ног, он вышел за дверь. Там Настенька обхватила его шею, прошептала:
— А теперь я тебя поздравляю, Зоря! — и крепко поцеловала в губы. — Я, кажется, не чувствовала себя такой счастливой даже тогда, когда сама получала диплом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
12 июня 1937 года Комсомольск праздновал свое пятилетие. Уже стало традицией в этот (всегда погожий!) день проводить массовки на Амуре — в распадках, на островах.
Как обычно, в этот день прилетали самолеты аэроклуба, сбрасывали парашютистов и показывали фигуры высшего пилотажа.
Как и два года назад, первым шел затяжным прыжком Гурилев.
— Все! — сказал Захар. — Иду в аэроклуб!
— Не трепись! — Гурилев безнадежно махнул рукой. — Два года все собираешься.
— Да ты знаешь, башка-барабан, почему я не пошел тогда? Техникум боялся запустить. Теперь бояться нечего: диплом в кармане.
— Разрешите, сэр, полюбопытствовать, — Мишка скорчил почтительную мину, — в асы подадитесь аль куда?
— Прыгать с парашютом буду! Думаешь, ты один герой на весь Комсомольск?
— Сейчас-сейчас мы это запишем в книжечку быстренько-быстренько, — дурачился Мишка. Он и впрямь достал записную книжку и карандаш, стал записывать, повторяя вслух: — Жер-на-ков За-хар-ка, пер-вый прыжок се-го ме-ся-ца, числа два-дца-то-го. Точеч-ка. Ясненько? Так? — Он хитро заглянул в глаза
— А раньше нельзя?
— Никак. Вы же, сэр, пока еще профан, — скоморошничал Гурилев.
— Зоря, ты в самом деле?.. — Настенька испуганно посмотрела на мужа.
— Милая женушка, мы, кажется, закончили разговор в позапрошлом году и на этом самом месте.
— Но это же неразумно! Какая у тебя теперь будет нагрузка? Да и опасно ведь, Зоря!
— А война будет — не опасно? — Захар стал серьезным. — Особенно когда ты ничего не умеешь делать в бою. Посмотри, что творится в Испании, в Китае… Ты думаешь, война долго будет ходить стороной? А на нашей дальневосточной границе ведь месяца не проходит без самурайских провокаций.
— Слышу голос бойца, — торжественно произнес Гурилев.
На следующий день после работы Захар действительно отправился в аэроклуб. Как и условились, там его ожидал Гурилев.
— Маленько-маленько, паря, моя сомневалась, что придешь, — говорил он, дурачась и пожимая руку Захару. — Ну, а теперь всерьез. Сейчас пойдем к комиссару аэроклуба, исповедоваться будешь. Учти: он у нас строгий, особенно не перечь ему, отвечай: «Грешен, батюшка», — и все!
— Что-то я тебя не пойму, Михаил…
— Ну какой ты, право, Захарка, несообразительный! Я же насквозь вижу тебя: ты собираешься скрыть, что когда-то плюхнулся с коня и маленько покалечился.
— Не с коня, а с конем, — поправил Захар. — Ну и что?
— А то, что я уже рассказал ему об этом.
— Миша, ну кто тебя просил! — возмутился Захар.
— Вот кто! — Гурилев постукал себя пальцем по левой стороне груди. — Ясно?
— Ясно, — скучным голосом ответил Захар и вздохнул. — Значит, отставка?
— Там побачимо…
Разговор с комиссаром, не таким уж строгим, наоборот, добродушным, в сущности, только и свелся к этому. Захар объяснил, что уже давным-давно переломы не напоминают о себе.
— Ну что ж, тогда давай на комиссию, — сказал комиссар. — Наши проверяются в военном госпитале. Но потребуется полдня. Сможешь завтра отпроситься с работы?
— Постараюсь.
Госпиталь. Знакомая обстановка! Как будто только вчера он вышел из таких же стен, опираясь на костыли.
Проверка оказалась куда сложнее, чем предполагал Захар, и все это время опасение не покидало его: «Неужели забракуют?»
В этот день ему ничего не сказали, велели прийти завтра.
На следующий день его принимал хирург.
— Ну что ж, молодой человек, — сказал он, рассматривая на свет рентгеновский снимок, — у вас все нормально. Переломы срослись великолепно и ничем вам не угрожают.
Захара бросило в жар.
— Благодарю вас, — заулыбался он. — А скажите, доктор, в армию я годен?