Первая работа
Шрифт:
Почему-то вспомнился давнишний урок. Мне было семь лет, и я только пришла к Беатрис учить испанский. Мы занимались до начала декабря (потом она уезжала на родину, праздновать Navidad). Последний урок Беатрис посвятила Рождеству. Она объяснила, как по-испански «елка» и «шарики», а потом предложила сделать маску Pap'a Noel из папье-маше. Мы принялись за дело, а Беатрис бродила между рядами, комментировала: «As'i… as'i… !Muy bien, Maria!»
Я налепляла бумагу на заготовку слой за слоем,
Так и сейчас – только получалось совсем не весело.
Паника набегала слоями, волнами, каждая из которых заставляла меня волноваться все больше и больше. Я с трудом потянула на себя блестящую ручку двери.
Подъезд у них был – как в музее или в театре. Огромный, со стрельчатыми окнами, с натертым до блеска полом, красно-зеленым ковром и даже с цветами в горшках. Охранник, высокий, худощавый, внимательно оглядел меня. Пока я торопливо рылась в рюкзаке в поисках паспорта, который он попросил предъявить, из кармана куртки вывалилась вафля.
– Вы можете воспользоваться урной вон за той пальмой, – церемонно сказал охранник.
«Какая же я неумеха», – расстроилась я.
– А теперь прошу, – сказал он, когда наконец я показала ему паспорт, – ваш лифт – справа. Вам на пятнадцатый этаж.
В лифте я обнаружила, что забыла протереть кроссовки. Я порылась в карманах, нашла салфетку, склонилась и принялась счищать грязь с мысков.
Внезапно дверь лифта распахнулась. Я задрала голову и увидела блондинку в черной норковой шубе, прижимающую к себе ши-тцу в норковом чехольчике такого же окраса, как шуба хозяйки. Челка собаки была собрана в умильный хвостик. Женщина недоуменно осмотрела меня и спросила:
– Наверх?
– Не знаю, – растерялась я.
Откуда же мне знать, куда она хочет ехать?
– Не волнуйся, мой миленький, все в порядке, – ласково протянула блондинка и вошла в лифт, покачивая бедрами, как манекенщица.
Я выпрямилась, не зная, куда деть грязную салфетку, и тут до меня дошло, о чем спрашивала блондинка. Моим щекам стало горячо-горячо. Теперь эта тетенька считает, что я тупица! Сейчас увидит, к кому я еду, и расскажет потом маме Даны, как глупа их новая учительница. И почему она назвала меня «моим миленьким»?!
– Только один укольчик, – ворковала тем временем блондинка. – В холодное время обязательно нужно принимать витаминчики…
«Так она с собакой говорила, – сообразила я, – а меня даже не замечала!»
Захотелось сбежать. Промчаться мимо охранника, точнее, мимо двух охранников в своих недостаточно-чистых-кроссовках, вылететь, отдышаться, запихать в рот вафлю и проглотить не жуя!
Но если я доеду до пятнадцатого этажа, а потом спущусь обратно вместе с хозяйкой ши-тцу, то последняя решит, что я не тупица, а настоящая сумасшедшая. Сдаст меня охранникам. Сразу двум.
Тогда
Лифт мягко затормозил и остановился. Двери разъехались.
– Всего хорошего! – выдавила я, выходя из лифта.
Ши-тцу тихо тявкнула, но хозяйка никак не отреагировала: все гладила любимицу по спине и что-то приговаривала.
Двери лифта закрылись, и мы остались втроем: темно-синяя дверь с золотыми завитками цифр, я и алоэ в горшке под дверью. Горшок был ядовито-оранжевого цвета, а огромное алоэ так растопырило свои узкие длинные листья, что напоминало злобного ежа. Еще один охранник, третий.
– Ха-ха, – сказало мне алоэ, – посмотрите на нее.
Преподавать собралась. Сама еще ничего не знает, а уже лезет.
– Я уже взрослая, – сквозь зубы произнесла я.
– О да, – усмехнулось алоэ, – конечно. Claro que s'i.
Глава 7
Роза Васильевна
Дверь в квартиру была приоткрыта. Я постучала, на всякий случай. В прихожей горел свет. Я потопталась на коврике, не решаясь шагнуть на светлый, без единого пятнышка пол. Никакой обуви у них в прихожей не было, а стоял высоченный, до потолка, шкаф с зеркальной дверью, в котором отражалась я – в светло-зеленой куртке, с кое-как повязанным синим шарфом, взлохмаченная. Из прихожей вели три двери. Одна, в ванную комнату, была приоткрыта. Две другие – захлопнуты.
– Добрый день! – поздоровалась я со своим отражение м, потому что больше никого поблизости не было.
– О! – послышался деловитый женский голос из-за закрытой двери. – Дана…
Дальше я не разобрала. Дверь распахнулась, и в прихожую вышла низенькая светловолосая женщина в черных обтягивающих штанах и светло-голубой кофточке. Кофточка морщинилась на животе и на локтях. Женщина была чуть старше моей мамы, но младше бабушки, фигурой напоминала Карлсона, а прической – фрекен Бок. Она что-то пожевала, прищурилась и напряженно-вежливо улыбнулась.
– Ты заблудилась? – ласково спросила она, а в комнату крикнула: – Дана, не выключай, это не учительница!
– Я учительница, – сдавленно проговорила я.
Брови женщины, выщипанные в тонкую ниточку и прокрашенные ярко-коричневым карандашом, поползли наверх; губы, подкрашенные перламутрово-розовой помадой, сложились в грустный смайлик.
– Вы Роза? – с усилием спросила я.
– Роза Васильевна, – поправила она меня, – а вы – Мария… Как вас по батюшке?
– Просто Маша, – твердо сказала я, и от этого сомнение во взгляде Даниной няни усилилось. Сама Дана так и не появлялась.
– Мне тут разуться? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и по-взрослому.
– Только на пол-то не заступайте, – произнесла Роза Васильевна, – только помыла его, вот что.
– Конечно, – кивнула я.
Но устоять на одной ноге не получилось. Я опустила на полсекунды кроссовку на пол и вздрогнула: остался неожиданно огромный грязный след.
– Извините…
– Ничего, ничего, – нарочито бодро сказала Роза Васильевна, толкая дверь в ванную и извлекая оттуда швабру.