Первая шпага ордена. Непутёвая троица

Берсерк Алексей Ильич

Он честно выполнял все обряды церкви, читал молитвы и священное писание. Но когда у Буфо появлялось время, то он с радостью посвящал его другим занятиям. Изучал историю, читал героические поэмы и сказания о мире за стенами города. А потому к возрасту, как он должен был стать младшим церковником, Буфо уже имел свой взгляд на жизнь. Хотя пользовался этим взглядом не часто – лишь когда оставался один или с упоением корпел над свитками в читальном зале.

Но события последних дней слишком резко перевернули уклад жизни, к которому привык Буфо. И теперь, наряду

со всем прочим, глубоко внутри он чувствовал большое смятение. Жаб просто не понимал как ему жить дальше без поддержки церкви. И без своих свитков тоже. Потому Буфо хотел пока всего лишь отыскать в себе силы, чтобы двигаться дальше. Однако не находил в этом деле опоры. Кроме, пожалуй, того камня, на котором лежал.

Вдруг О’Коннор и Габриель заметили впереди ещё одного путника. Он медленно продвигался по дороге и, похоже, был таким же неповоротливым, как и Буфо.

– Приветствую вас, – раздался вскоре немолодой голос, обращённый к троице. – Куда путь держите?

– На север, – кратко бросил О’Коннор.

– А до Клюквы, случайно, никому из вас не надо? – по голосу было понятно, что перед ними старуха.

– Может, и так. А кто спрашивает? – насторожился петух.

– Да я просто знахарка. Живу сама там, вот и хожу за травами по лесам. Правда, сегодня слишком долго провозилась в лесу. И вышла на другую его сторону.

Старуха откинула колпак, и они увидели чешуйчатую морду: это была ящерица. Кожа у неё кое-где на шее провисала от старости, через глаз проходил узкий шрам. И всё же нельзя было сказать, что ящерица выглядела совсем уж дряхлой. Скорее просто усталой.

– Знахарка? – встрепенулся он. – Не служительница церкви?

– О, не бойся меня, дитя, – по-доброму улыбнулась ящерица, подойдя к путникам совсем близко. – Я давно уже покинула церковь. Тогда мне было сложно, но теперь я нашла мирное место, где поселиться. И вот уже много лет живу там, помогаю местным. Знаешь, я бы не стала говорить о таком со служителем церкви, но в тебе я вижу то же самое, что и в себе.

– А? М-м… нет, я-я… – протянул Буфо.

– Так, выходит, внутренний взор меня не подвёл? Ты тоже покинул церковь? – обрадовалась старая ящерица.

– Что-то вроде того, – ответил жаб.

– Мы как раз хотели отвести его в Клюкву, – добавил О’Коннор. – Ну, раз там уже есть знахарка, то…

– О, чепуха, – махнула лапой старуха. – Там хватит места нам обоим. А мне как раз нужен ученик на смену. Ведь я уже стара.

– Правда? – обрадовался Буфо.

В глазах его впервые за последние два дня заиграли лучики настоящей надежды.

– Ну вот и славно, – улыбнулся петух.

Хотя Габриель лишь немного поморщилась. Очевидно, она действительно хотела дразнить Буфо до самого расставания.

– Что ж, ребятушки. Давайте тогда пройдём по этому тракту, – почтенно сложила ладони в молитве старая ящерица. – С вами теперь мне ничего не страшно. Меня зовут Пуна.

– Конечно, Пуна! Мы будем рады, – ответил за всех Буфо, чем в немалой степени удивил товарищей. Впервые с момента встречи они видели в нём такое одушевление

и уверенность.

В течение следующих часов троица успела узнать многое от новой спутницы, пока они шли дальше по дороге. Оказалось, что петух был прав насчёт усиления строгости церкви на юге. Временами ящерице даже приходилось прятаться от заходивших в Клюкву церковников, смотрящих за соблюдением порядка. К счастью, тогда поселенцы просто помогали Пуне. И, по словам ящерицы, это шло на пользу всем. Ведь когда надо, то служители церкви или паладины не очень-то и спешили в Клюкву, чтобы помочь больному зверю. Поэтому именно Пуна спасала многих местных от разных хворей.

К вечеру, когда солнце начало поглядывать за край горизонта, собираясь отправиться на покой, Пуна внезапно вспомнила про какую-то охотничью тропку, которая, по её словам, выводила аккурат к деревне. Но когда сегодня днём старая ящерица выбралась из леса, то побоялась возвращаться этой же тропой в одиночку: ей не хотелось встретить вечер посреди лесной глуши. И поэтому она решила пойти по торговому тракту к трактиру, где и набрела на О’Коннора, Габриель и Буфо.

Теперь же Пуна надеялась, что ей не придётся ночевать в трактире и кто-нибудь из троицы проведёт её обратно через лес. Конечно же первым вызвался Буфо. Он словно забыл о своей усталости и робости, и просто рвался помочь.

– Ну что, значит, тут и прощаемся? – поклонился старой ящерице петух, сняв шляпу. – Ты уж там позаботься о нём как следует.

– Ох, непременно, голубчик, непременно, – ответила Пуна. – А он позаботится обо мне. Можете не переживать за него. Вдвоём идти не так страшно. Как же давно я хотела себе ученика…

Услышав это, О’Коннор удовлетворённо кивнул и прошёлся крылом по голове Буфо:

– И ты давай старайся как следует. Однажды я навещу вас. Обещаю.

– Конечно, господин. Я не забуду вашей отваги и доброты, – улыбнулся жаб.

Последней с ним должна была попрощаться Габриель. Но она лишь подошла и ткнула его кулаком в плечо:

– Ну, не кашляй, церковник. Точнее, теперь уже бывший.

Тем не менее Буфо за последние дни научился отлично понимать когда Габриель дразнила его, а когда просто стеснялась своих истинных добрых эмоций.

Глава 8

– Знал ли ты, что магию можно применять не только обращаясь напрямую к Нерождённому Богу? – поинтересовалась Пуна у Буфо, когда оба они уже отошли от края леса и углубились по тропинке в чащу.

– Нет, – честно ответил жаб, поглядывая по сторонам.

– Есть и другой тип магии, – продолжала его собеседница. – А магия церковников – это лишь один из видов волшебства, доступный нашему роду. Роду болотных гадов.

– Вы, должно быть, говорите о шаманизме. Магии грязных еретиков, – сообразил Буфо.

– О как сразу! – недовольно промолвила старая ящерица. – Почему же грязных? То, что у вас в церкви зовут шаманизмом, на самом деле существовало задолго до появления религии Нерождённого Бога.