Первая шпага ордена. Непутёвая троица
Шрифт:
Позже, покончив наконец со всеми делами, он улучил минутку и что есть духу рванул к церковным воротам.
Солнце сегодня пекло как проклятое, но Буфо не испугался и принялся вспоминать, в какой стороне от храма находится таверна крота Фуггса. Он знал, что шансов мало. Но если сейчас кто и мог помочь ему найти больше доказательств для спасения ласки, так это тот самый петух, которого она чуть не обворовала. Ведь, в конце концов, петух же её и схватил.
«Хм, интересно, что Птичий паладин мог забыть у нас в городе? – размышлял Буфо, шлёпая лапами по мостовой. – Ведь их орден отсюда далеко
Между тем каждый зверь с уважением уступал ему дорогу, поскольку не часто им удавалось застать на улице церковника.
В итоге Буфо пришёл к выводу, что петух просто исполнял здесь какое-то поручение своего ордена или главного храма церкви. А значит, мог послужить хорошим подспорьем в решении его проблемы. Ведь слово Птичьего паладина против слова главного церковника Мухотравья имело немалый вес. Особенно если этот петух был высокого ранга в своём ордене.
Но когда Буфо явился на место и зашёл в просаленное заведение Фуггса, то был просто обескуражен. Оказалось, что схвативший ласку Птичий паладин до сих пор пребывал тут! И был пьян в стельку!
«Что за дикость! – бухтел про себя Буфо, следуя за услужливым кротом в подвал, куда тот отвёл петуха под утро. – Паладины не пьют эля! Это запрещено их кодексом».
Однако знал об этом, похоже, только сам Буфо, поскольку в их края паладины заглядывали редко. И простой народ не имел представления о запретах ордена. Лишь о том, что все петухи с рождения становятся членами Птичьих паладинов. Исключений из этого правила не было.
– Вот он, – прогудел Фуггс, указав в сторону торчавших из темноты двух лап, утопающих в копне из перьев.
– Благодарю, уважаемый, – поклонился ему Буфо и осторожно подошёл к спящему петуху.
– Прошу простить, доблестный… э-э-э… – в морду жабу тотчас же шибануло парами перегара, и он был вынужден прикрыть нос рукавом робы. – Прошу простить, господин. Но мне очень нужна ваша помощь. Понимаете, та ласка, которую вы вчера поймали, – она-а…
Но петух, казалось, вообще никак не реагировал на его слова – лишь вставлял кое-где между ними свой храп.
– В общем, её хотят убить, – произнёс в конце концов Буфо как можно громче и чётче.
– Что-о?! Убить?! Кто посмел?! – заорал вдруг петух во всё горло и мгновенно вскочил с места.
Это заставило робкого Буфо буквально откатиться в сторону к бочкам с элем.
– То есть казнить. Наш, э… главный… – забормотал он.
– Неважно! Убийца должен быть наказан. Веди! – ретиво отчеканил петух, даже не взглянув на жаба. – За честь пер-р-натых!!!
Это был главный и единственный клич всех Птичьих паладинов на свете.
Глава 3
Ночные часы в холодной темнице Мухотравья тянулись долго. Однако Габриель знала, что ещё хуже приходится тем зверям, которых сажают в яму. Поэтому, как только первые лучи солнца проникли сквозь зарешёченное окно её узилища, ласка немного воспрянула духом. И даже поверила, что сможет выбраться из этой передряги целой и невредимой.
Лучше всего, конечно, чтобы её приятели из Гильдии заплатили нужным стражникам. А те бы обставили всё так, будто Габриель сама
Правда, в этот раз схватили не главу Гильдии и даже не его правую руку, а всего лишь обычную щипачку, которых в Гильдии имелось немало. Хотя такие обстоятельства всё равно не лишали Габриель надежды на спасение. И уж чего она точно не ожидала, так это появления к полудню у решёток в коридоре самых обычных конвоиров. Причём именно тех, кто отводит зверей на эшафот, а не подкупленных Гильдией стражников.
– Давай, поднимайся, – гаркнул ворон в шлеме и накидке с гербом города на груди.
– Кто, я? – опешила Габриель.
– Ну не я же! Поздно уже дурочкой прикидываться.
– А куда меня… – решила всё же уточнить ласка.
– Туда, куда вам всем и дорога, – рассмеялся ворон. – Отребье гильдейское.
Габриель ужаснулась. Ею снова завладели тёмные мысли.
– Это ж надо догадаться обокрасть самого Птичьего паладина! – усмехнулся второй ворон, молодой и бойкий.
– Кого? – ничего не понимая, медленно и нерешительно подошла Габриель к решёткам, пока первый стражник открывал клювом замок.
– Ты что же, даже не знаешь, кто поймал тебя за шиворот, воровка? Это был не простой служака.
В глазах у ласки на секунду всё помутилось. Она в жизни не слышала ни о каких паладинах. Но это было и немудрено: детство Габриель прошло вдали от церкви. И потому внешний мир за пределами Мухотравья казался ей не слишком интересным. Раз или два они путешествовали с главой Лукаром в соседние области. По пути останавливались на ночлег в трактирах, где она обкрадывала постояльцев. Но Лукар всегда говорил Габриель, что все деньги обычно стекаются в города. А на дорогах ловить нечего.
– Может быть, кто-то спрашивал обо мне? – в последний раз решила поинтересоваться у конвоиров Габриель.
– Да кому ты нужна! – утробно буркнул ворон, разделавшись наконец с ржавым замком. – Было б надо, давно бы уже спросили.
И чёрная птица рассмеялась таким зловещим смехом, что у Габриель чуть лапы не подкосились. Ласка всё поняла. Гильдия отвернулась от неё и оставила без помощи.
Вскоре на шее у Габриель защёлкнулся ошейник, и её на цепи вывели из отделения стражи.
На улице стояло настоящее пекло. Звери уже собрались вдали у эшафота, образовав приличную толпу. Вчера Габриель даже усами не повела, когда её проводили мимо этого места. Однако сегодня… Сегодня оно выглядело для неё совсем иначе.
Каждый шаг к месту казни давался ласке с большим трудом. Звери вокруг недобро бурчали и рычали, посматривая на Габриель исподлобья. Кто-то испускал громкий свист каждые пять-десять секунд. А иные и вовсе подначивали толпу, перечисляя все беды, что принесла Гильдия воров Мухотравью. Но для Габриель это был просто её образ жизни. С самого детства она вынуждена была воровать. И потому не понимала, как можно жить по-другому. Хотя на самом деле, в глубине души, ласка и не хотела ничего менять. Ей нравилось быть самой ловкой и хитрой воровкой в городе. По крайней мере, до вчерашнего дня.