Первая спасательная
Шрифт:
Клеть замедляет ход и останавливается с мягким толчком; кто-то открывает ее снаружи и говорит:
– Бог в помощь!
У двери стоят двое носилок и толпятся люди.
– Бог в помощь, ребята!
– Бог в помощь!
Здесь это приветствие звучит как-то многозначительней, чем наверху, Станда с трудом его произносит; и эти носилки, и люди с красным крестом на белой нарукавной перевязи... Какой-то десятник подходит к Андресу, и они идут рядом, покачивая лампы; на рудничном дворе стоят ряды пустых вагонеток; Станда никогда еще не видел шахту такой мертвой и странной. Да что здесь: здесь еще светят на потолке электрические лампочки и бегут вдаль, словно бусинки, нанизанные на
– Бог в помощь!
– Бог в помощь!
– отвечают ему.
Вот и перекресток. Десятник с лампой останавливается.
– Ну, мне пора назад. Бог в помощь, ребята!
– Бог в помощь!
"Пес" Андрее выходит вперед - маленький командир, ведущий свой отряд в окопы. Только сабли в руке не хватает этой сволочи. Здесь нет ни кирпичной облицовки, ни цепочки огней; Станда неуверенно косится на деревянную обшивку - потолок что надо, крепь органная, в конце концов, кажется, не так уж плохо, - подбодряет себя Станда. Поворот в боковой штрек, перегороженный вентиляционной дверью.
Бледный длинный человек отпирает ее.
– Бог в помощь!
– Бог в помощь!
– Вот и восемнадцатый!
– восклицает дед Суханек.
– Мы тут делали проходку двадцать лет назад.
Ох, и гиблый штрек был, почва то и дело вспучивалась... и теперь еще выпирает.
Стоит гнетущая духота, Станда обливается потом, по лбу Матулы тоже стекают тяжелые капли; Пепек вытирает нос тыльной стороной ладони, круглое лицо крепильщика Мартинека блестит, как масляный блин.
– Жарко, правда?
– спрашивает он у Станды с улыбкой, будто идут они полевой дорогой под палящим полуденным солнцем и на них веет зноем и запахом хлеба от высокой ржи; но там все-таки порой налетит легкий ветерок, освежит лицо, а здесь - давит неподвижный воздух.
Чуть не падая, Станда вытирает лоб шершавым рукавом, а дед Суханек, сухонький и сморщенный, как пустой кисет, между тем семенит вперед и без умолку весело болтает о чем-то. Адам идет, понурив голову, и лицо его поблескивает, точно дубленая кожа, а "пес" Андрее кажется еще более злобным и высохшим, чем когда-либо. Огонек его лампочки мигает все дальше, точно погружаясь в бесконечную тьму, но все снова и снова возникают перед ним косые пары стоек, с распорок и перехватов свешиваются белые сталактиты, шапки и бахрома подземных лишайников и плесени, и ход опять замыкается, точно валится на тебя; тебе остается лишь, спотыкаясь, шагать вперед и вперед вслед за трепетным огоньком.
Вдруг запальщик Андрее покрутил лампой, как бы подавая сигнал.
– Гляди в оба, - спокойно предупреждает крепильщик Мартинек.
С кровли свешивается треснувшая перекладина; высокому Адаму приходится согнуться, чтобы не разбить себе лоб; за ней другая, третья, целый ряд поломанных балок. У Станды внутри все похолодело: теперь, должно быть, дальше нельзя - обвалится!
Он ждет - сейчас все станут и скажут: "Тут мы не пройдем, баста!" Однако Адам только согнулся больше обычного и двигается дальше, крепильщик опустил широкие плечи, огромный Матула пыхтит позади Станды - лезь же, парень!
– а прыгающий огонек Андреса неумолимо ввинчивается в темноту. Уже и Станде приходится нагибаться под продавленной кровлей, он боится взглянуть вверх, где под тяжестью осевшей кровли провисают обломки сланца, - ведь все это может обрушиться, и нас засыплет! Конечно, засыплет: вон сколько камней уже валяется на полу и на рельсах - пустая порода сыплется между лопнувшими затяжками! "Я
Станда готов заплакать от страха, но надо идти, спотыкаться о груды камней, чтобы его не протаранил лохматой башкой согнувшийся в три погибели Матула, тяжело пыхтящий за спиной. И вдруг сам Станда уткнулся носом в широкие плечи крепильщика Мартинека.
– Дальше нет хода?
– вырвалось у Станды.
– Есть, - спокойно отвечает Мартинек, протискивая плечи и зад между торчащими бревнами.
– Придется здесь чинить.
Станда не в состоянии представить себе, как можно все это привести в порядок: с обеих сторон разрушенная бревенчатая обшивка, лопнувшие пополам стойки, раздавленные нависшей кровлей, которая всей тяжестью лежит на трескающихся подлапках.
"Да мы никогда не выберемся отсюда, - с ужасом чувствует Станда, - нас того и гляди задавит!" И он втягивает голову в плечи, по спине у него струится пот, ноги как-то странно подгибаются, слабеют с каждым шагом; а впереди по-прежнему бодро подмигивает пляшущий огонек Андреса. Господи, и когда только конец этому путешествию!
Вот огонек остановился и сигналит: "пес" Андрее ждет остальных.
– Ну как? Все тут?
Что теперь будет? Вон на перевернутой вагонетке сидит инженер Хансен, подперев голову руками. Андрее пересчитывает взглядом своих подчиненных и сухо приказывает: - За мной!
И, четко отбивая шаг, он подходит к инженеру Хансену, щелкает каблуками и, с лампой в левой руке, вытягивается по-военному.
– Бог в помощь!
– официальным тоном рапортует он.
Ханс поднял голову, на испачканном носу у него сверкают бисеринки пота, а на лбу под кожаным козырьком синяки, - будто он с кем-то подрался.
– Явился в ваше распоряжение десятник подрывников Андрее с командой. Забойщик Адам, забойщик Суханек, крепильщик Мартинек, подручный забойщика Фалта, каменщик Матула и откатчик Пулпан.
"Ну и болтун!" - пристыженно думает об Андресе Станда.
Ханс привстал, приложив руки к козырьку.
– Gut. Gut.
Станда выпрямился по-солдатски, дед Суханек даже моргать перестал, великан Мартинек смущенно вытягивает свои ручищи по швам, сам Пепек с усмешкой выпячивает грудь; только Адам смотрит куда-то в угол, а Матула налитыми кровью глазами пожирает бравого Андреса. Хансену хочется что-то сказать, но бедняга не знает чешского языка; поэтому он лишь растерянно улыбается чумазой рожицей, кивает головой и повторяет свое "gut".
– Ну конечно, гут, - отвечает дед Суханек, и все кивают; Ханс славный парень, его все любят.
Сейчас он что-то говорит, скорей всего по-шведски, и показывает длинной рукой в завалившийся угол, перед которым только что сидел.
– Аи-аи!
– вырвалось у Пепека.
– Вот так штука, - сказал с видом знатока Суханек и присел на корточки к завалу.
Что там такого - просто груда обломков, - смотрит Станда, изломанные бревна, перемешанные с камнями; вот торчит что-то вроде расщепленной стойки, сверху нависла глыба, которая держится только на двух надломленных перекладинах...