Первая стена

Торп Гэв

Штурму, который начнётся через несколько дней, если удастся захватить небесные мосты Львиных врат. «Железная кровь» скрылась из поля зрения, состыковавшись с орбитальным пилястром, но было только вопросом времени, когда Повелитель Железа присоединится к своим воинам.

— Наслаждайся своей победой, — произнёс Лайак, и шесть линз его шлема засверкали потусторонним светом, когда на окутанную дымом станцию быстро опустились сумерки.

— Она не моя, — ответил Абаддон.

— Когда ты посвятил себя силам, все победы общие, ибо вознесение одного — есть

вознесение всех. Радуйся тому, что мы приближаемся к финальной схватке лорда Гора с Императором. Мы ведём магистра войны к его судьбе.

Абаддон не был уверен, что понял смысл слов Лайка, но появление облачённых в охряные доспехи воинов впереди авангарда отодвинуло все другие соображения. Болты устремились навстречу приближавшимся воинам, в то время как мимо проносились выстрелы тяжёлых орудий, расположенных дальше по мостам. Окружённый Сынами Гора, с Лайком и двумя рабами-клинка за левым плечом, Абаддон решительно шагнул вперёд.

Бессловесные крики слева привлекли его внимание. Из облачённых в серебро отрядов Железных Воинов вырвался красный поток — легионеры Пожирателей Миров мчались впереди своих спутников. Во главе их бежал Кхарн, зубы Дитя крови сверкали во вспышках топлива болтов, его броня была покрыта засохшей кровью.

— Вот идёт чемпион, который един с самим собой, — сказал Лайак. — Кхарн принял дары Кхорна и освободился от унижения сомнений и беспокойства о себе. Посмотри, как он бросается прямо на врагов, больше не боясь, больше не удивляясь своей цели. Он доволен, и благодаря этому растёт сила Кхорна и взаимная слава.

— Он стал ещё более безумным и неспособным сосредоточиться, потеряв то, кем он был, — ответил Абаддон. — А Тифон — Тиф — во что он превратился? Что насчёт брата по ложе, с которым я когда–то вместе приносил клятвы? Мы прошли долгий путь, и я не уверен, что он приведёт нас к той цели, которую мы желали, когда начинали.

— Цель всегда была ясна. Судьба, понимаешь? — с коротким смешком сказал Лайак. — Возможно, ты был слеп. Эреб считал, что порой без хитрости не обойтись, но я ничего не скрывал от тебя. Всякая власть имеет свою цену.

Капитан Пожирателей Миров был почти у линии Имперских Кулаков, опережая братьев на двадцать метров и не обращая внимания на направленный на него болтерный огонь. Тридцать Имперских Кулаков шагнули к нему, щиты сомкнулись, подобно раскатам грома. В пяти метрах от них Кхарн прыгнул, перевернувшись в воздухе, словно лосось, пролетая над ними, Дитя крови снёс две головы, прежде чем он приземлился. Чемпион Кровавого бога не остановился, чтобы атаковать стену щитов сзади, предоставив следовавшим за ними разбиваться о неё в хаосе цепного оружия и сверкавших силовых топоров. Вместо этого он двинулся дальше, направляясь к следующей линии Имперских Кулаков, где Абаддон увидел развевавшееся большое знамя с эмблемами легиона и их первого капитана Сигизмунда.

— Он будет окружён и зарублен, какую бы мощь не даровали ему силы варпа, — сказал Абаддон.

— Какое тебе дело? — злорадно спросил Лайак. — Такова воля богов!

Абаддон ничего не ответил, но слова колдуна подстегнули его. Он не должен ничего объяснять Лайку и сомневался,

что Несущий Слово поймёт что–нибудь о братстве, о связи между боевыми братьями, более сильной, чем верность далёким богам и призрачным силам.

Он побежал. Его воины последовали за ним без колебаний.

Кхарн считал себя могучим воином, но на самом деле всё, что он предлагал, была его собственная жизнь. Абаддон сразится, чтобы спасти его от этой жертвы, хотя бы ещё на один день. Поступить иначе, остаться в стороне, пока боги превращают великого воина легионов в марионетку — значит пойти по извилистому пути, который вёл к магистру войны, и поднимать вопросы, которые Абаддон пока не хотел себе задавать.

ТРИДЦАТЬ

Атака кустодиев

Поддержание веры

Испытание Сигизмунда

Неизвестно

Невозможно было сказать, где заканчивались листья, и начиналась буря. В кроне дерева смешались огонь и молнии, отблески их противостояния отражались в толстых цепях, которые обвивали огромный ствол, золотые лозы впивались в гребни коры размером с долину.

Киилер чувствовала себя бессильной, её обдувало ураганными порывами битвы в небесах. Она жаждала вонзиться копьём в клубившуюся черноту облака Хаоса, стать яркой молнией гнева Императора.

Воспоминание о сожжении полурождённых вернуло ей пьянящее чувство силы, которое овладело ею, когда она стала сосудом Императора. Она задрожала от воспоминаний, затрепетав при мысли о том, что дух Императора снова пройдёт через неё. Как бы она ни старалась направить эту силу, та оставалась такой же неуловимой, как молнии, которые дождём сыпались на верхние ветви божественного дерева.

Кружа так близко, как только могла, порой не видя ничего из–за яростной небесной войны, Киилер попыталась ухватиться за веру Несущих Свет, стоявших вокруг её смертного тела. Она слышала проповедь Оливье, а за его словами — далёкое, медленное биение душ десяти тысяч свидетелей.

Это было всё равно, что пытаться схватить туман. Вера бурлила и текла сквозь её духовные пальцы, отказываясь воспламеняться её страстью и отворачиваясь от прикосновения, словно магнит с противоположным полюсом, всегда оставаясь вне досягаемости.

Мгла в её мыслях проявилась вокруг изогнутых корней дерева, выступавших из трещин в засушливой земле. Киилер раньше не замечала, каким безжизненным стал ландшафт. Цветущая глушь исчезла, сама земля лишилась жизненной силы.

Там, где туман касался дерева, он оставлял цветные пятна ярко разросшихся грибов. Они быстро созревали и наполняли воздух спорами, споры превращались в мух, которые жужжали над трещинами в стволе и стремились отложить яйца в сок божественного дерева.

Крики вырвали Киилер из задумчивости. Её мысли вернулись в реальный мир, и чувства столкнулись с паническими воплями, рёвом плазменных струй и гулом многоствольных пушек.