Первая страсть
Шрифт:
Г-н де Сен-Савен и чиновник взяли каждый по сигаре из ящика, который подвинул им г-н де Нанселль, предложивший его Андре, когда г-жа де Нанселль подошла к своему мужу:
— Огюст, где же мои папиросы?
Г-н де Нанселль поставил ящик и пошел за маленькой лаковой коробочкой, которую он передал жене. Она открыла и, взяв там одну папиросу, предложила Андре:
— Не хотите ли одну из моих папирос, месье Андре?
В коробочке было их всего несколько штук. Андре колебался.
— Да берите же… Вы мне пришлете еще, когда будете консулом на Востоке.
Она,
— Поскорей, а то вы сожжете себе пальцы.
Она смотрела на него, пуская клубы светлого дыма. Он тоже глядел на нее. Он чувствовал, что никогда не видал ее так близко. Ее лицо представало перед ним с необыкновенной четкостью, как будто бы его собственные глаза сделались более проницательными. Он видел ее родинку, малейшую подробность ее лица. Он чувствовал, как духи молодой женщины смешивались с тонким запахом восточного табака. Он различал на груди легкое движение кружев, покрывавших ее. Вдруг г-жа де Нанселль покинула его. Он увидел, как она болтала с г-ном де Сен-Савеном, потом остановилась на мгновенье возле г-на Моваля. Проходя, она поправила на ходу вазу, выпрямила цветок в букете. Закурила вторую папиросу. Чтоб выкурить ее, она уселась на кушетке, почти легла на нее, как будто бы она была одна, как будто бы ее гости исчезли для нее за заколдованным дымом, который она выпускала из своих губ.
Андре очень хотелось бы приблизиться к ней, но он не осмеливался. Поэтому он почувствовал себя почти счастливым, когда чиновник подошел и заговорил с ним. Он насчитывал несколько друзей на Кэ д'Орсэ, но из числа дипломатов; консульскую же службу, по-видимому, не ставил ни во что. Андре совсем не слушал его. Он всматривался в то, что его окружало. Гостиная г-жи де Нанселль была уставлена старинной мебелью и украшена безделушками, представлявшими собою результат ее поисков у антикваров. Вдруг послышался голос г-на де Сен-Савена:
— О чем вы так замечтались, красавица?
Курильщица сбросила ногтем на ковер пепел со своей папиросы:
— Хотите это знать, дорогой мой? Я замечталась о мебели, виденной мной недавно у одной дамы, торгующей старинными вещами.
Андре вздрогнул. Г-н де Сен-Савен продолжал:
— А что это за мебель?
— Этого вы не узнаете.
— Бьюсь об заклад, что я угадал!
Г-н де Сен-Савен нагнулся к г-же де Нанселль и назвал ей на ухо из мебели один предмет очень интимного свойства. Г-н де Сен-Савен после хорошего обеда любил иногда побалагурить. Г-жа де Нанселль и бровью не повела.
— Вы не угадали, дорогой мой, это — кровать.
— Ах, мне хотелось бы быть в ней вместе с вами!
С сигарой во рту, г-н де Сен-Савен рассматривал г-жу де Нанселль. Изгиб кушетки выставлял красоту линий ее тела. Андре был в негодовании от наглости г-на де Сен-Савена. Г-жа де Нанселль под платьем покачивала кончиком ноги, обутой в серебряную туфлю, вид которой, казалось, сильно волновал г-на де Сен-Савена.
— Вот что, идите-ка
Г-н де Сен-Савен отправился, чтобы сесть за карточный стол, за которым уже разместились его жена, г-н Моваль и г-н де Нанселль. Г-жа де Нанселль поднялась. Андре видел, что ему необходимо сказать ей что-нибудь.
— Пройдемте в будуар, месье Андре, тут у меня больше нет папирос.
И она показала на лаковый ящичек, на крышке которого был изображен рог луны над тремя тростинками камыша.
Будуар, в который Андре последовал за ней, был маленькой комнатой, расположенной рядом с гостиной. Через открытую дверь видно было играющих. Г-жа де Нанселль протянула свою закуренную папиросу Андре, который, возвращая ей ее, коснулся своими пальцами пальцев молодой женщины. Около нее, на столике, Андре заметил табакерку, купленную г-жой де Нанселль у м-ль Ванов. Г-жа де Нанселль показала на нее:
— Вы узнаете это?
Он утвердительно кивнул головой, потом, посмотрев друг на друга, они оба рассмеялись. Г-жа де Нанселль понизила голос:
— Слушайте, месье Андре, я должна вам сказать, что вы были очень милы. Да, если бы тогда, когда я встретилась с вами у вашей матери, вы намекнули бы на улицу де Вернейль, мне кажется, я вас возненавидела бы, что было бы, впрочем, нелепо, но это было бы так.
Она замолкла на мгновенье. Через открытую дверь до них доносились звон марок и голос разглагольствовавшего чиновника.
— Теперь же, наоборот, вы мне очень нравитесь. Вы доказали, что вы владеете собой, что вы тактичны и скромны. Я люблю это.
Андре Моваль покраснел от удовольствия.
— Но, сударыня, между тем это так просто, так естественно…
Она не дала ему докончить:
— Я немного смешна, я сама это знаю, но я говорю вам то, что думаю. Все равно. Я уверена, что мы сделаемся друзьями. Ваша мать прелестна и чрезвычайно мне симпатична.
Таким образом она сгладила все, что могло быть слишком фамильярным в ее словах, и прибавила:
— Надеюсь, что будущей осенью мы будем иногда видеться.
Андре был в недоумении. Говорила ли она о нем или о его матери? Г-жа де Нанселль поднялась:
— А теперь пойдемте. Нам нельзя оставлять вашу бедную маму в жертву этому скучному болтуну.
Андре последовал за ней. Он был до того смущен, что, возвращаясь в гостиную, он уронил книгу, лежавшую на столе. Он поднял ее. Г-жа де Нанселль обернулась.
— Благодарю вас, месье Андре. Это книга Жака Дюмэна, его последний роман, который он мне прислал. Вы его читали, дорогая?
Г-жа Моваль знала это произведение, которое Андре заставил ее прочесть. Чиновник не был знаком с этим жанром легкомысленных произведений. Г-жа де Нанселль была в восторге от романов Дюмэна. Она прибавила:
— Что до него самого, то он очень мил. Я с ним немного знакома, он — друг моей семьи.
Г-н де Сен-Савен, покинувший карточный стол, вмешался, подойдя, в разговор:
— Дюмэн, вы говорите о Дюмэне? Я иногда видал его в клубе. Какой кривляка!
— Его избаловали женщины, — вставил чиновник поучительным тоном.