Первая жена, Агурбаш Ольга

Первая жена

на обложку

Агурбаш Ольга

Шрифт:

Новая семейная жизнь Сани оказалась немного не такой, какой он ее себе представлял. А точнее, она являла собой образец абсолютно тривиальной семейной жизни. Той, которой он жил с Майей. Той, которой живут его знакомые. Быт, банальные диалоги, новости в виде сплетен и сплетни, обернутые в оболочку новостей. Маленький ребенок со всеми вытекающими отсюда составляющими: вздутием животика, запорами, реакциями на прикорм, графиками прививок, капризами и прочими каждодневными мелочами, из которых, собственно, и складывается жизнь молодых родителей. Фокус состоял в том, что Саня уже не был молодым. Ему по возрасту запросто

можно было нянчить внуков, а он вновь пребывал в роли новоиспеченного отца. В какой-то момент понял: сил у него нет. На работу, на общение с друзьями, на какие-то свои личные интересы сил хватает. А на то, чтобы носить полночи кричащего ребенка, сил нет. На то, чтобы задумываться, отчего у него пучит животик, – нет ни сил, ни желания, ни каких бы то ни было внутренних ресурсов. Только энергетическое истощение чувствовал он и, понятное дело, усталость. Такую усталость, будто он камни целый день ворочал.

Жена не сердилась на него, скорее, раздражалась. Равнодушием, отсутствием участия со стороны супруга и, казалось бы, полной незаинтересованностью в процессе воспитания малыша. Конечно, она понимала, что ему вся эта возня с младенцем не слишком нужна. И возраст, и состояние здоровья, и сложности бизнеса… Понимать-то понимала, но обидно ей было. Она вспоминала, как он красиво за ней ухаживал, какие слова приятные говорил проникновенно и трепетно, как сказочно описывал их будущее… А на деле получалось что-то совсем не так романтично, как ей изначально представлялось.

Стали возникать конфликты. Саню все чаще посещали сомнения: «Зачем мне все это? Господи! Ради чего я разрушил прежнюю семью?» Ответов не находилось. Копилось внутреннее недовольство. На лбу заложилась вертикальная морщина, которая почти никогда не покидала лицо. Только в момент улыбки. А улыбался он теперь почему-то значительно реже, чем прежде.

Виталий как-то спросил друга:

– Ну что, Саня, счастлив ли ты?

А тот и не знал, что ответить. Сказать «да» – значило соврать. Признаться в обратном – показать себя, по меньшей мере, неумным. Пожал тогда Саня плечами и ушел от ответа. Но это он Виталию не ответил, а себе-то не мог соврать. Самому себе разве соврешь?

Новой супруге своей Саня предложил взять няню. Та посопротивлялась для приличия: мол, зачем, я сама хочу почувствовать себя матерью, я сама могу выполнить все функции по обслуживанию ребенка… Но довольно быстро согласилась.

Няня реально помогла, взяв львиную долю забот на себя. Конфликты поутихли, мир в молодой семье худо-бедно, но был сохранен…

Еще в молодости Майя заметила за собой интересную особенность. Когда ей было плохо, она почему-то не могла ни с кем поделиться – ни с подругами, ни с мамой. Боль плескалась внутри, затмевая весь белый свет, не в силах вылиться наружу. И единственным способом облегчить страдание оказались стихи. Майя изливала на бумагу все свои душевные терзания, и ей становилось легче. Стихи порой даже не казались надрывными, но они почему-то в самом деле снимали внутреннее напряжение Майи и помогали восстановить баланс сердечной сферы.

Помнится, классе в десятом случилась у Майи первая влюбленность. Быстротечной она оказалась. Но это со стороны молодого человека. А с ее, с Майиной стороны, болезненной и затяжной. Тогда она писала много…

Сердце стонет,

Сердце плачет,

Сердце попросту

болит…

До свиданья, милый мальчик…

Ни претензий, ни обид…

Только горечь, что не вместе,

Только жалость, что поврозь.

Не жена и не невеста…

Больше дружба, чем любовь.

Я к тебе с такой отдачей,

Я к тебе с такой душой…

Сердце стонет, сердце плачет:

Ты не мой…

Не мой, не мой…

И еще:

Ты уходишь. Я вижу спину.

Долго-долго смотрю вослед.

Говорил: «Я тебя не покину».

А теперь тебя рядом нет.

Это глупо: на шумном проспекте

Замереть средь людской суеты.

Это больно. И только ветер

Обнимает меня. Жаль, не ты!

Время, время! Как ты прекрасно!

Ведь пройдет всего пару лет,

И пойму, что ждала напрасно встречи

Или хотя бы привет.

Может, счастье, что ты уходишь,

Что душа обретет покой.

Что появится на пороге

Мой любимый. Не ты. Другой.

Потом, живя в браке, Майя ощущала себя вполне счастливой. Надобность изливать душу в стихах отпала. К тому же отношения с Саней складывались истинно дружеские и откровенные. Они с мужем могли всегда обсудить наболевшее в беседе, и если в те годы у нее и рождались поэтические строки, то только в торжественных случаях, типа поздравления в стихотворной форме, либо как признание в любви.

Погрустим, посидим, поболтаем…

Выпьем чаю, а лучше, вина…

Мы почти друг о друге все знаем,

Мы не просто супруги. Друзья.

Можно тихо всплакнуть иль, напротив,

Вспомнить старый смешной анекдот,

И, беседу прервав, не испортить

Этот простенький вечерок…

Можно даже поведать такое,

Что не каждой расскажешь подруге…

Помечтать, поворчать, успокоить…

Мы не просто друзья. Мы – супруги!

А после развода, в одиночестве и тоске, когда Майе некому было поведать свою боль, когда ни с кем невозможно было поделиться, она опять окунулась в свое единственное спасение – стихи.

Не подходи – еще не отболело.

Не подходи – еще не зажило.

Когда-то ты смеялся, а я пела.

Когда-то было на сердце легко.

Она даже не заметила, как стихов набралось на целый том. Позже, когда уже выправилась, когда вышла на работу, решила: почему бы не издать? Получится целая книга. Да, грустная, зато искренняя, честная…

Одно стихотворение она решилась прочесть Сане.

А разве двадцать взрослых лет

Ты выбросишь на ветер?

Что толку посылать привет?

Ты не ответишь.

А разве общую судьбу

Ты разорвешь на части?

Мне много лет, но не пойму

Я, что такое счастье.

Ну если две души срослись,

Кто их разрушит плоть?

Тебя давно хочу спросить: