Первая женщина
Шрифт:
– Пожалуйста! Думай только обо мне! – сказала она. – Я ждала этой встречи. И мне было так хорошо с тобой. Как никогда!
День, проведенный в постели.
День, проведенный с Верой.
День, состоящий из непрерывного обладания друг другом, объятий, поцелуев, нежности.
– У тебя прекрасное тело. Смуглое, мускулистое. И твои серые глаза... Много девочек падет под такими чарами. Но ты все равно всегда будешь один.
Я слушал ее, и то, что она говорила, льстило моему самолюбию; в глубине сердца я так о себе и думал, и страдал я оттого, что никто никогда мне этого не сказал. Она первая. Ведь я
– Почему? – спросил я.
– Не знаю. Я это еще в лагере поняла. Как будто на земле для тебя нет никакого занятия, которое ты смог бы полюбить...
Она увидела на моем лице недоумение.
– Я тебя сразу выделила из толпы, когда вас привезли в лагерь. Словно кто-то меня в спину толкнул. И я стала за тобой следить.
– Следить? – удивился я.
– Мне хотелось чаще видеть тебя и, главное, понять, почему ты так сильно потянул меня к себе. У меня до тебя ничего подобного не было. А ты сразу стал держаться в стороне. Все знакомились со мной, что-то хотели, пытались понравиться, мальчики косились на мои ноги.
– Ты об этом знала!
– Но ведь ты чувствуешь, если на тебя кто-то смотрит?
– Да.
– И я такой же человек. Или ты считаешь, что пионервожатая не человек?
Мне и на самом деле всегда казалось, что школьные учителя, врачи в поликлиниках, пионервожатые особенные люди, и я в какой-то мере благоговел перед ними, потому что чувствовал над собою их власть, особенно если это были молодые привлекательные женщины.
– Потом смотрю, шалаш над озером построил. Чтобы уже совсем не бывать в лагере. И меня этот тайный шалаш разъярил. Пошла поздно вечером и сломала.
– Так это ты его сломала! – воскликнул я. – А я думал, кто-то из ребят.
Она взяла мою руку в свою и крепко сжала пальцами.
– Я долго не решалась к тебе подступиться. Я преступница. Но, может быть, я удержалась бы и ничего не было, если бы я тебя не застала тогда в кустах можжевельника. Ты в тот момент открыл мне дорогу к себе. Потому что я тоже не могла переступить через что-то. Ты мне помог. У одной у меня не хватило бы сил. Как я боялась! И потом поняла, что сделала что-то запретное. Но затаенно надеялась, что ты не придешь в лес поздно вечером в темноте. И как будто специально началась эта сумасшедшая гроза, и я успокоилась. Мне даже стало легче, что ты струсишь и не придешь и сам положишь этому конец. Но ты не струсил и пришел. – Она провела моей ладонью по своему лицу. – Не жалеешь? – Нет, – ответил я.
Наступил вечер, а мы все были вместе. Никогда еще подряд я не был с нею так долго, неразлучно. Значит, и она любила меня! А я ничего не видел, не понимал. Даже сторонился ее. Но ведь и я любил ее. Я просто боялся себе в этом признаться. Иначе зачем мне всегда хотелось подольше задержать на ней взгляд?
Храня неподвижность, мы лежали под одеялом. Ее волосы были возле самых моих губ. Я вдыхал их пряный аромат. Позади нас за стеной кто-то наполнял водой ванну – был слышен звук сильной струи воды, бьющей в воду. Наверху шло застолье. Но наша комната, целиком утонувшая во тьме,
– Расскажи мне о своей семье, – тихо попросила она.
– Они разошлись.
– Вот как... Почему?
– Мама полюбила другого человека.
И опять я вдохнул в себя аромат ее волос. Она была так близко ко мне!
– А твой отец?.. Что стало с ним?
– Отец уехал на Шпицберген.
Она задумалась.
– Где это? Я не знаю.
– В Ледовитом океане.
– Он полярник?
– Механик. Там угольные шахты.
Я обнял ее за плечо, которое неожиданно легко поддалось движению моей руки.
– А кто мама? Я видела ее, когда она навещала тебя в лагере.
– В библиотеке работает.
– Книгу о пирамидах она тебе достала?
– Да.
Вдруг мне захотелось рассказать Вере случай, который произошел год назад, когда я с отцом ездил в Кипень.
Удивляясь своему голосу, словно он изменился оттого, что я решил доверить ей очень тайное, я произнес первые слова:
– Он всегда следил за нею. У них вечно ссоры из-за этого происходили. А у нее в ту осень были часто приступы. У нее с детства порок сердца. Он отдал последние деньги и купил ей путевку в дом отдыха. Место называлось – Кипень. Она уехала. Через неделю вечером он мне говорит: «Я знаю, что там сейчас делается». – «Где?» – «В Кипени». И мы помчались на автобусный вокзал.
– Он хотел проверить, не изменяет ли ему мама? – спросила Вера.
– Хотел. Главное, он эту путевку сам ей купил и уговорил отдохнуть. Она отказывалась. Приехали. Идем по аллее... И видим – мать сидит на скамейке под фонарем. Книга на коленях.
Одна сидит и с книгой. Он так обрадовался! Бросился к ней. Я редко у него такое счастливое лицо видел. А мать смотрит на меня. Все поняла. Погуляли немного, и она нас проводила до остановки автобуса. И чем дальше отъезжаем, тем отец мрачнее становится. Я догадался: опять все сначала. Ему надо было все время видеть ее. А меня как холодом обдало: сейчас авария произойдет. И сразу – удар, стекла зазвенели, крики, суматоха.
– Вы столкнулись с кем-то?
– Нет. Мальчишки на ночном шоссе автобус поджидали. Запустили камнями – и в лес: посмотреть, что будет. Но меня больше всего знаешь что поразило?
– Что?
– То, что я предугадал. Ведь я ничего не знал заранее. Мне даже жутко стало. Не оттого, что стекла побили. А оттого, что предугадал.
Вера ничего не сказала мне. И я опять погрузился в воспоминания.
– Ведь если можно предугадать одну секунду, – продолжал я, – значит, можно предугадать все. И несчастий не будет.
Вера молчала. Я думал, она спросит меня о чем-нибудь. Но она не спрашивала. И вдруг я понял: она спит.
Я взял ее руку, которой она обнимала меня, – рука была расслаблена. Прислушался к дыханию – оно было спокойно. Погладил ее волосы – она не почувствовала. Я тихо произнес: «Вера!» – она не услышала.
Я смотрел в потолок, в середине которого висела темная люстра с пятью черными рожками, направленными вверх, и думал о том, что в моей жизни случилось нечто прекрасное – любимая заснула на моем плече, и мне чудилось, что на самом деле мы с ней встретились не в это лето, а давным-давно, мы с ней даже не встречались вовсе, а всегда шли рядом, как несколько дней назад по разным берегам реки Мойки.