Первая жертва
Шрифт:
— Нет, сэр, не знал.
— Однако это так, и я знаю, что случилось со вторым сапогом. Его использовали в качестве глушителя. Убийца надел на пистолет голенище сапога Аберкромби и выстрелил через каблук. Я нашел резину, кожу и, как мне кажется, волокна шерсти. Возможно, убийца засунул в сапог носки. Видимо, он забрал с собой сапог, когда сбежал из замка.
— Кто бы мог подумать, — сказал сержант.
— Просто невероятно, — добавил старший офицер медслужбы.
— Это также объясняет тот факт, что пуля не пробила
Используя скальпель и пинцет, Кингсли залез в рану, глубоко проникнув под кожу покойного, и вытащил искомый предмет. После этого он промыл пулю и поднялся с ней наверх, где было светлее. Там при помощи лупы сержанта он сравнил ее с пулей, которую достал предыдущей ночью из тела немецкого повара.
— Боже мой, — произнес он через некоторое время, — я думал, что мне понадобится микроскоп, но все ясно как день.
— Что такое, сэр? — спросил сержант.
— Стволы разные, сержант. Они отличаются не сильно, но достаточно, чтобы оставлять свою уникальную роспись на каждой выпущенной пуле. Эти две были выпущены из разных пистолетов.
— Нет, сэр!
— Да, сэр! Револьвер, который был найден у рядового Хопкинса и из которого была выпущена эта, — сказал Кингсли, показав пулю, добытую им в окопе, — не имеет ничего общего с этойпулей, убившей виконта Аберкромби. Это, и только это, доказывает невиновность рядового Хопкинса, потому что он был арестован на основании единственного факта владения револьвером Аберкромби. Сержант, вы должны его освободить.
45
Снова в бой
В тот вечер, несмотря на предыдущую бессонную ночь, Кингсли вернулся в окопы. Теперь он не чувствовал потребности во сне; тайна начала приоткрываться, и Кингсли пустился по следу.
Пробираясь по залитым водой доскам, системе коммуникаций Ипрского выступа, он увидел, как шедший перед ним солдат, согнувшийся под мотком колючей проволоки, оступился и утонул. Исчез и задохнулся, и все в одну секунду. Кингсли понимал, что не сможет ему помочь, он успел только отметить этот ужасный пример непредсказуемой жестокости войны.
Наконец дорога из досок закончилась, и Кингсли спустился в окопы, пробираясь по узким переходам к передовой британского фронта.
— Эй, там! Ребята! — крикнул он группе рядовых, которые несли завтрак, свежую воду и ром для скрючившихся под брустверами солдат перед боем. — Рота «С». Где я могу найти роту «С»?
Кто-то махнул ему рукой, чтобы шел прямо, другие только пожали плечами. Некоторые сделали вид, что не слышат, а кто-то действительно не слышал, так как заградительный артобстрел грохотал вовсю.
— Я должен найти парня по имени Маккрун. Рядовой Маккрун. — Кингсли пытался перекричать шум дождя и грохот орудий.
— А нам какое дело? — крикнули ему в ответ.
Чем мог пригрозить
К тому же, подумал Кингсли, пробираясь мимо них, солдат был прав. Кому, черт возьми,какое дело? Зачем охотиться за одним человеком во время этой ужасной войны? Особенно в такое утро, как это, когда на Ипрском выступе снова начиналось наступление. Через пару часов большинство из этих солдат будут мертвы. Никого не волновало, что ему нужно найти человека по фамилии Маккрун, и Кингсли знал, что и его это не должно волновать. Но все было не так: какое-то непонятное чувство долга толкало его вперед, и поэтому он пробирался, порой по грудь в воде, по сети вонючих и смрадных каналов, составляющих систему коммуникаций британской передовой.
Путь был неимоверно трудный, но расстояния стали меньше, и вскоре Кингсли оказался в передовом окопе. Линия фронта представляла собой тонкую полоску грязи и колючей проволоки, а за ними была Германская империя. Так было во время Первой битвы при Ипре и во время Второй и снова повторялось во время Третьей. В этом ужасном месте ничего не менялось годами. Снаряды теперь взрывались прямо у передовой, перетряхивая кости солдат, погибших в предыдущей битве и в битве до нее.
Какой-то остряк написал на доске: «Гриль-бар Савой».
— Маккрун! — крикнул Кингсли. — Рядовой Маккрун!
Продираясь вперед и обходя солдат, он всматривался в их лица. Он знал, что отряд Маккруна где-то здесь, у него было представление о том, как выглядит нужный ему человек, но проходили минуты, а он его не видел. Все солдаты выглядели одинаково: вымазанные в грязи, с горящей папиросой между зубов, с порцией рома в руке, все замерли в ожидании, у всех с касок капает вода. На их лицах застыло что-то среднее между восторгом и ужасом.
— Пять минут, — крикнул офицер. — Шесть штыков.
Даже разрывы снарядов не смогли заглушить скрежет стали вынимаемых штыков.
— Помните, парни, — сказал старшина отряда, — колите не слишком глубоко. Не стоит тратить хорошую сталь на немца. Три дюйма — больше не надо, в шею или в грудь, а потом вытаскивайте и ищите следующего.
— Рота «С»? Это рота «С»? — обратился Кингсли к старшине.
— Да, это мы, сэр. Вы пришли арестовать немцев?