Первенец
Шрифт:
– Ну, вот и хорошо. Пойдем, Глория, отвар остывает.
Ушли женщины степенно, а Куне показалось - сбежали. Бросили её одну с посылкой, так и не признавшись, что там. Хорошо, пора на неё взглянуть. Не выскочит же из коробки дикий зверь? Куна зажмурилась и толкнула дверь в комнату выдачи посылок.
Климат-система гнала с потолка холодный воздух. В золотистых полосах света из окон кружилась потревоженная посетителями бумажная пыль. Упаковку с посылок разрывали прямо здесь, доставая гостинцы от родственников. Вкусно пахло сладостями, парфюмом и приятно журчали радостные
Он прилетел в гражданке, нервно поправлял пальцами отросшие волосы и, казалось, стал шире в плечах. Мальчик с голосом равнинного Тарса. Личный охранник генерала. Амадей.
Куна терла пальцами глаза, прогоняя наваждение. Пригрезилось, ошиблась, с ума сошла от тоски по несбыточному. Сердце заходилось тревожным стуком. Так не бывает! Реальность рассыпалась, но сколько не щипай себя за руку - не проснешься. В центре зала стоял Амадей. Он прилетел к ней с другого материка, а Куна никак не могла поверить.
Планеты не пересекаются орбитами, светило не садится на востоке, а снег не идет летом.
– Дарисса, - улыбнулся рядовой и протянул руку.
Куна чувствовала себя рекой, на которой вскрывается лед. Огромные глыбы до хруста давят друг друга, выталкивают воду из берегов и монолитная некогда гладь идет трещинами. Осторожность, рассудительность, уверенность - все вдребезги. Озноб бил так, что стучали зубы. Тысячи снов об этой встрече эхом звучали в ушах и сотни придуманных поцелуев вежливости покалывали на кончиках пальцев. До одного единственного, настоящего, оставалось мгновение, и Куна закрыла глаза.
Никто больше не приказывает ей, как жить и что делать. Только она может разрешить себе быть счастливой. Открыть глаза, протянуть руку и рассказать Амадею, как сильно его ждала. Перестать бояться и оглядываться по сторонам, наплевать, достойна или нет. Он перелетел ради неё через океан, а ей остался один крошечный шаг.
– Амадей, я так рада вас видеть.
Тарс распахнул объятия и увлек за собой на глубину, из которой не хотелось подниматься.
Глава 50 - Обратный билет
Материнство изменило Куну, она расцвела. Не помпезным сиянием дорогих столичных красоток, а нежностью горных первоцветов, встречающих весной теплые лучи светила. Огромные глаза стали еще чище и светлее, а улыбка прекраснее. Амадей держал Куну за руку и молча стоял посреди зала для выдачи посылок, не зная, что еще сказать. Прожитый без неё цикл сковал язык и выбил из головы все мысли кроме одной: «Как же сильно я скучал».
Ему хотелось греть её в объятиях с отчаянной радостью отца, потерявшего ребенка и нашедшего вновь. Бережно гладить по волосам, целовать щеки, глаза, кончики пальцев. Но с каждым ударом сердца вокруг становилось тише. Посетители отложили посылки и смотрели на них, Амадей спиной чувствовал.
– Здесь почти негде гулять, - смущаясь, пробормотал он, - разве что вдоль торговой улицы до медицинского центра.
– На той
Амадей так далеко не мечтал, чтобы решать, как ему ужиться с сыном генерала. Эйфория отпускала, похмельем оставляя после себя тяжелые мысли. Мальчик никогда не признает отчима. Тем более старший нилот. Дариона на седьмом цикле отдадут в училище и будут выращивать из него будущую замену отцу. В череде тренировок, занятий по тактике и стратегии, на общение с матерью не будет времени, что тогда говорить про совершенно чужого мальчишку-охранника?
Но мать неотделима от ребенка и если жить с ней, то принимать обоих. Сразу. Дарион отсчитал первый цикл с рождения, ему сейчас не до воспитания нилота. Дитя. Амадей не займет чужого места, будет старшим братом, если понадобится, а пока можно представить, что Куна родила ребенка от него.
– Хорошо, - кивнул рядовой, - ведите, дарисса.
Провожал их десяток любопытных взглядов, поэтому руку Куны пришлось отпустить. Амадей нырнул вслед за ней в летнюю жару Нарта и только тогда вспомнил, что Глория, приютившая его, жила там же, куда уверенно вела его любимая женщина.
Он вчера чуть зад себе не отбил на мотоцикле, каждую кочку и ямку прочувствовал, а через шум двигателя умудрился уловить весьма дельное предложение отправить Куне уведомление о посылке.
– Ой, забыла, - вздрогнула она, развернувшись обратно к почте.
– Не стоит, дарисса, - смутился Амадей, - посылка у меня. Вы любите сладости?
Она вспыхнула смущением и закивала, а рядовой достал из вещмешка коробку с фигурной карамелью. Красные бабочки, зеленые листики и розовые цветы лежали на кружевной подложке и пахли клубникой. Подарок скорее для ребенка, чем для юной дариссы, но Куна приняла его, не задумываясь.
– Все детство мечтала о таких, - вздохнула она, - их раньше обсыпали сахаром, помните?
– Помню. Из училища нас водили в бассейн мимо кондитерских на главной улице Равэнны. Те несколько мгновений, что мы шли мимо витрин, глазами пожирали сладости. Мне снились эти бабочки. Сахаром нас повара не обижали, но желтая стрекоза гораздо интереснее простого белого кубика.
– А еще там были гусеницы, - почему-то шепотом добавила Куна, - и муравьи. Я до дрожи хотела попробовать гусеницу, но когда собралась купить, их уже перестали делать.
– Гусеницы кислили так, что скулы сводило, - рассмеялся Амадей, - мне чтобы распробовать их пришлось выиграть забег на среднюю дистанцию. Призом была такая коробка. А после выпуска я половину первого жалования на карамель потратил. И не стыдно было.
– Конечно. Я бы так же сделала.
Куна улыбнулась в ответ и, достав из коробки карамельный листик, долго смотрела сквозь него на светило, озорно прищурив глаз. У Амадея голова шла кругом, его решимость казаться взрослым и серьезным трещала по швам. С Куной язык трепался, как помело, с каждым словом становилось легче и веселее. Будто знали друг друга всю жизнь и встретились после долгой разлуки.