Первое дело Флетча
Шрифт:
– Как же я не догадался об этом?
– Хочу попросить тебя о паре услуг, дружище.
– Не много ли ты от меня требуешь? Я же уже согласился быть твоим шафером. В субботу, не так ли?
– Я же пытаюсь выяснить, кто убил твоего босса.
– Об этом на фирме никто и не вспоминает. Холоднокровные мерзавцы. «Хайбек, Харрисон и Хаулер» заинтересуется убийцей Дональда Хайбека лишь в одном случае: если им придется защищать его или ее в суде, при условии, что он или она достаточно богаты или этот процесс послужит хорошей рекламой. Кстати, кто убил Дональда Хайбека?
– Ты всегда любил задавать
– Этому меня учили на юридическом факультете.
– Я не знаю, кто убил Дональда Хайбека. Пока я пообщался с членами его семьи, я пришел к выводу, что каждый мог это сделать, если бы знал, что Хайбек намерен разделить свои деньги между музеем и монастырем.
– Монастырем? Что ты такое говоришь?
– Я забыл. Мы с тобой давно не разговаривали. Поверишь ты мне или нет, но получается, что лжец один рассказал правду.
– И никто ему не поверил?
– Разумеется, нет. Хайбек действительно хотел пожертвовать пять миллионов долларов музею. А в газету он собирался обратиться для того, чтобы под нажимом прессы заставить музей принять его дар с обещанием потратить эти деньги на создание коллекции современного религиозного искусства. Так что мне и «Нью трибюн» в замысле Хайбека отводилась роль пешек.
– Единожды в жизни сказанная правда не превращает человека в монаха.
– Я уверен, что Дональд Хайбек хотел уйти в монастырь. Мои безумные и прочие, столь же ненадежные, источники информации убедили меня в этом. Долгие годы он готовил себя к этому. Он не развелся со своей первой женой, хотя она уже долгие годы находится в частной психиатрической клинике. Возможно, таким образом Дональд пытается найти путь к сердцу сына. А может, ими обоими движет одно и то же чувство. Возможно, сын, думая, что бунтует против отца, интуитивно угадал его заветное желание. И, разумеется, Хайбек не лгал, говоря, что всем на него наплевать. Так оно и было. Кроме того, Хайбек читал русские романы, с иконами на каждой странице, главная идея которых, особенно у Достоевского, – уход от мира.
Последовала долгая-долгая пауза.
– Послушай, Флетч...
– Да, Олстон?
– Ты также уверен, что в своем расследовании пользуешься абсолютно законными методами?
– Естественно. А какие тут могут быть сомнения?
– Я не слышал, чтобы полиция считала уликой перечень прочитанных жертвой книг.
– И напрасно. Образ мыслей человека наиболее полно характеризуется книгами, которые он читает.
– Вернемся к фактам. Ты знаешь, что Хайбек и Жасмин не расписаны?
– Дональд и Луиза не разводились. Я знаю, что Жасмин не стала миссис Хайбек. Я знаю, что ее настоящее имя совсем не Жасмин. Вот мы и подошли к первой услуге, о которой я хочу попросить тебя, дружище.
– А кто же тогда эта Жасмин?
– Она думает, что все происходящее с ней напрямую связано с Федеральной программой защиты свидетелей. Она давала показания на суде в Майами, когда Дональд Хайбек увез ее.
– До того, как закончился ее допрос?
– Естественно. Вероятно, Хайбек убедил ее, что больше ее ни о чем спрашивать не будут, она вольна ехать, куда ей вздумается, а он, помимо прочего, лицо официальное. С умом у Жасмин не густо. Она поверила Хайбеку, потому что он адвокат, говорил с ней по-доброму
– Дорогие костюмы – его слабость, – промурлыкал Олстон.
– Так тебя не затруднит связаться с кем полагается, чтобы о ней позаботились? Возможно, ее показания все еще интересуют суд в Майами.
– И это ты называешь услугой? Конечно, позвоню. Всегда готов помочь государству в борьбе с преступниками. Моя новость такова: Дональд Хайбек оставил завещание. Оно написано пять лет тому назад и с тех пор не менялось.
– То есть его завещание юридически законно?
– Да. Согласно воле Дональда Хайбека, все его состояние отходит детям Нэнси Хайбек и Томаса Фарлайфа по достижении ими совершеннолетия.
– Однако. Теперь у детей сапожника есть сапоги. Вернее, будут.
– В том, что все состояние завещается внукам, нет ничего удивительного.
– Ты не видел, как эти внуки дрались из-за игрушечного танка.
– Паршивцы?
– Получив деньги, они погонят такую волну насилия, что мир ахнет.
– Отлично. Похоже, всем им потребуются адвокаты.
– Не без этого.
– А ты не думаешь, что их папочка, певец насилия, укокошил дедулечку?
– Том Фарлайф способен лишь на то, чтобы швырнуть комком земли в бродячего кота.
– Повтори, пожалуйста.
– Насилие не присуще Тому Фарлайфу. Он получает его от своих родственников по линии жены.
– А я думал, что ты прижал его к стенке. Значит, никто из родственников не убивал Хайбека?
– Убить мог любой. Включая Луизу, Нэнси, даже Роберта, монаха. Все они относились к покойному одинаково. Реакция на его смерть у всех одинаковая: «Ну и черт с ним». Но есть сомнения. Одно серьезное, второе – не очень. Серьезное состоит в том, что никто, похоже, не знал, что перед самой смертью Дональд Хайбек решил лишить их наследства в пользу музея и монастыря. Разумеется, трудно доказать, что люди знают, а чего – нет. Но и заподозрить их во лжи нелегко, учитывая, что Луиза в дурдоме, Нэнси в нищете, а Роберт в монастыре, и все в один голос твердят, что ничего не знали о намерениях Дональда Хайбека.
– Адвокат никогда никому не верит, это аксиома.
– И второе сомнение, транспорт. Поверишь ли ты, но в наши дни ни у кого из них нет машины. Автомобиль Фарлайфов ржавеет перед домов. Роберта изредка вывозят из монастыря. Луиза садится в чужие машины и ждет, пока не появится хозяин и не отвезет, куда ей нужно. А ведь при подготовке убийства временной фактор едва ли не главное. Я не думаю, что убийца въехал на стоянку «Ньюс трибюн» на автомобиле. Но как он или она добрался без него до редакции?
– Извини, что напоминаю тебе об этом, Флетч, но существуют и другие направления расследования. Надеюсь, ты хоть что-то оставил полиции. Не мне, возможно, это говорить, но неплохо бы обратить внимание на партнеров.
– Ты прав. Но семья прежде всего. Именно родственников Дональд Хайбек лишал наследства. Это ли не повод для убийства?
– Его нынешние и бывшие клиенты...
– Да, я виделся с Габо. Хайбек использовал его в рекламных целях. По словам Габо, сломал жизнь не только ему, но и его сестре. Габо ненавидит Хайбека. Но я не думаю, что он способен на убийство. Тюрьма раздавила его.