Первое лето
Шрифт:
— Ах, хороша водичка!
— Водичка первый сорт!— с наслаждением тянул через трубочку таволги Серега.
— Может, здесь и привал сделаем?
— А что? Мысль стоит того, чтобы взять ее в расчет,— оторвался от ручья Серега. Он прошелся по берегу, приглядываясь, и вдруг опустился на корточки:— А ну, дядя, иди сюда!
Дядя Коля подошел и тоже опустился на корточки. Серега обнаружил следы.
— Свежие,— сказал дядя Коля.
— Ты думаешь, это Федька?
— А кто же еще? Конечно, сюда мог забрести и какой-нибудь старатель, но мог и Федька. Все, привал отменяется! Ты как
— Недалеко отсюда есть охотничья избушка... Федька хотя и двужильный, как ты уверяешь, а все равно, увидит избушку, обязательно завалится в нее, может, и переспит, переночует. Конечно, это не верняк, однако и исключать такую возможность я бы не стал.— Серега перепрыгнул через ручей, стал внимательно разглядывать следы на той стороне.— Ты посмотри, посмотри! Больше правой жмет. Я вчера заметил за ним эту слабинку.
— Левую натер, наверное... Пошли, ребятки!
Уверенность, что это именно Федькины следы, прибавила нам силы.
Но следы скоро пропали, и нам стало казаться, что эта погоня ни к чему не приведет. И в самом деле, тайга и тайга, разминуться в ней с человеком проще простого. Тут вся надежда на случай: «А вдруг выдохнется? Или что другое, ну, например, сломает ногу?..» Дядя Коля рассказывал, как однажды пошли двое старателей. Одному везло, другому не везло. И вот тот, кому не везло, взял да и обчистил того, кому везло. Обчистил и побежал было, да вдруг споткнулся и подвернул ногу, ну шага ступить не может. Приполз кое-как обратно: «Прости, бес попутал... Больше не буду!» Федька, конечно, не приползет. Но догнать его тогда будет нетрудно.
Под вечер, когда солнце коснулось горизонта, мы увидели охотничью избушку, о которой говорил геолог. Судя по всему, через ее порог давненько не переступала нога человека.
— Все, дальше я не ходок,— сказал Серега, кладя у входа свой рюкзак.
Дядя Коля тоже облегченно вздохнул, освободился от ноши. О нас с Димкой и говорить нечего. Мы устали за день и рады были посидеть или полежать на траве.
Нам еще Кузьма Иваныч говорил, что охотничьи избушки обычно ставятся с расчетом, чтобы рядом была вода, ручей или родник. Зимой проще — снег под руками. А летом и осенью таскаться за семь верст по воду кому охота? И еще тот, кто ставит избушку, обязательно учитывает направление ветров — сиверко задует, никакая печка не спасет,— ну и, конечно, наличие пушного зверя в окрестных лесах.
Недалеко от этой избушки бил родник. К нему вела еле заметная тропинка.
— Давайте, давайте, ребятки,— поторопил дядя Коля.— Костер и чай — это ваша забота. А мы с Сере-гой поднимемся во-он на ту горушку, посмотрим, что кругом деется.
— Это ни к чему,— недовольно проворчал Серега.
— А ну как Федька разведет костерок? Он хотя и подлец, каких поискать, а жива душа. Ему, слышь, тоже охота погреться. А мы тут как тут! А?
— Связался я с вами...— Серега нехотя встал и, закинув карабин за плечи, направился следом за дядей Колей.
Мы с Димкой прошли немного по ручью и увидели довольно глубокий шурф. Димка поковырялся в глинистой почве, вынутой со дна шурфа, и ничего не обнаружил.
— Ладно, пошли обратно,— вздохнул он, должно быть, вспомнив наш
Мы разожгли костер, повесили на таганок чайник с водой. Положив под голову рюкзак, я развалился в двух шагах от костра. Было тихо, меня обдавало теплом, и я не заметил, как задремал. И вдруг что-то разбудило меня, шорох или еще что, я и сам не знаю. Я приподнялся. Обхватив колени руками, рядом сидел Димка. Я пододвинулся к нему поближе и подкинул в костер смолистые сучья. Пламя взметнулось вверх, стреляя красными искрами. Не успели искры погаснуть, как из ельника вышел Федька.
— Тихо, без шухера! Пикните — задушу, как щенят.
Мы медленно поднялись и попятились к избушке.
— Бандюга ты...— с ненавистью сказал Димка.
— Бандюга и вор,— повторил я, с трудом ворочая языком.
Что мы могли сделать в тот момент? Федька был высок, жилист и хорошо вооружен — попробуй с таким справиться.
— А ну-ка заткнитесь,— спокойно продолжал Федька; наши слова отскакивали от него, как горох от стенки.— Кто с вами, кроме Николая Степаныча?
— А тебе-то что?
— Здесь как на суде — вопросы не задают, на вопросы отвечают,— поигрывая двустволкой, ухмыльнулся Федька.— Ну, что воды в рот набрали, гаденыши, я жду! Или хотите, чтобы я вас обоих задушил, как щенков? Так имейте в виду, за этим дело не станет.
— Сам ты гад,— просипел Димка.
— Ах, какие они герои! Они, видите ли, умеют хранить военную тайну! — издевался над нами Федька.— А ну говорите сейчас же, слышите, мне с вами разводить турусы на колесах некогда.
— Тебя все равно поймают, бандит,— снова просипел Димка.
— Это кто же меня поймает? Вы, что ли, с этим придурком дядей Колей? А ну цыц! — Он спокойно приблизился к стоявшему рядом со мной Димке и как-то вяло, лениво, будто нехотя, закатил ему оплеуху.
Меня как током всего пронзило. Сон на перевале, мое предательство во сне и сознание, что именно сейчас я должен доказать, что никогда не предам,— все смешалось в голове, закипело и заклокотало, ища выхода. Не помня себя, я рванулся вперед и налетел на Федьку с кулаками. Тот на какое-то мгновенье остолбенел и уставился на меня удивленным взглядом. Потом, чувствуя, что кулаками Федьку не проймешь, я впился зубами ему в руку.
— Ах ты, стер-рва...— услыхал я рыкающий голос и ощутил острую боль под ложечкой. У меня перехватило дыхание. В тот же миг Федька отшвырнул меня куда-то в сторону, ударом по голове снова свалил вскочившего на ноги Димку и, потирая правой рукой укушенную левую, продолжал: — Передай дяде Коле, что Федька хвостов не любит. Если они с геологом не отстанут, я подкараулю их на узкой тропе и всажу каждому по жакану. Вам тоже не поздоровится, мне терять нечего. Таких, как вы, надо душить в пеленках. А пока, так и быть, живите!— Он втолкнул нас в избушку — сначала Димку, потом меня,— захлопнул дверь и подпер ее слегой.