Первое лето
Шрифт:
Не знаю, как долго пришлось бы мне возиться с этими проклятыми узлами, если бы не Евдокия Андреевна. Узнав от Сереги, что мы еще не вернулись, она взяла фонарь «летучая мышь» и подалась с тем фонарем на ток.
— Ой, мамочка, да кто же вас так? И связал-то, черт окаянный, крепко, не развяжешь,— запричитала она по-бабьи.— Неужели тот, беглый?
— Ты попридержи язык-то,— смущенно пробормотал дядя Коля.
— А молотилку? Как же молотилку-то, не наладили? Ну, геологи, придется вам на завтра оставаться. Пока не отремонтируете молотилку, я вас никуда не отпущу.
— Наладим твою молотилку. И можешь потом молотить на ней хоть всю зиму.
Хозяйка не проговорилась и виду не подала — только прыскала в фартук, видимо, вспоминая, как развязывала тугие узлы, помогая зубами. Не вытерпел, признался во всем сам дядя Коля. Когда Серега, сунув записную книжку в задний карман брюк, спросил, где мы так долго пропадали, вольный искатель-старатель усмехнулся:
— С Федькой балакали.
— Ври больше! — не поверил Серега.
— Так, слышь, побалакали, что у меня ребра болят. Да и здесь тоже...— Он спустил рубаху и показал совсем черное от кровоподтеков плечо.
— Как же это так вышло?
Пришлось рассказать обо всем по порядку. Серега и Димка слушали, отпуская обидные для нас замечания. Особенно не скупился на слова Серега. И тюфяки, и лапти, и ротозеи — как только он нас не обзывал. А под конец осуждающе покачал головой и заметил, что мы действовали неправильно и к тому же нерешительно, поэтому Федька легко, почти шутя и расправился с нами.
— Интересно, что бы ты сделал, окажись на нашем месте?
— Не знаю, все зависит от обстоятельств. Но и так просто Федька меня бы не взял, дудки! Когда сталкиваются лбами двое, трое, исход борьбы зависит не только от силы, но и от ума. Серого вещества у вас в мозгу маловато, в этом все дело.
— К-какого вещества? — обиделся дядя Коля.
— А такого,— засмеялся, скаля зубы, Серега и постучал пальцем себе по лбу.
— Зато у тебя его, я гляжу, слишком много,— разозлился золотоискатель.— Федька с ружьем, бабахнет, и концы, никто не услышит. А если и услышит, сразу-то не сообразит, что к чему. Вот ты, побежал бы на выручку, а?
— Не знаю... Наверное, побежал бы. Узнать — какому дураку вздумалось стрелять на краю деревни.
— Вот то-то и оно, что не знаешь,— принимая в расчет лишь первую часть Серегиной фразы, обрадовался и подхватил дядя Коля.— Когда смотришь со стороны, все кажется просто. «Подумаешь, Федька!» А он, этот Федька, тоже себе на уме. Была бы у меня винтовка, я бы его, сволочугу, на месте пристрелил. А то ведь у меня во,— он растопырил пальцы,— а у него «Заур», два ствола. Слышь, председатель, ходь-ка сюда.
В горницу, где мы сидели, вошла Евдокия
— Что вам? Аль чего надумали?
— Ты скажи, кто у вас здесь солдатка?
— Ой, да у нас теперь что ни баба, то и солдатка.
— В крайней, говорят, избе живет, тайга рядом...
— Кто говорит? Беглый, что ль?
— Беглый, беглый...
Евдокия Андреевна перебрала все крайние избы, не зная, на какой остановиться.
— Фрося разве...— наконец смекнула она, очевидно, вспомнив что-то такое, что было связано с Фросей. Но тут в кухне зашипело, заскворчало, и она метнулась обратно к печке.— Ой, яичница подгорела! Если вы насчет беглого, то у Фроси он был, не иначе. К ней все мужики липнут,— крикнула оттуда.
— Что ж, Фрося так Фрося,— кивнул дядя Коля. Скоро на столе появилась большая сковорода с яичницей на свином сале.
— Предлагаю хорошенько подзаправиться, а потом и продолжать обсуждение нашего, прямо скажу, незавидного положения,— сказал Серега, потирая руки в предвкушении сытного ужина.
Если иметь в виду, что в тайге мы питались то олениной, то медвежатиной, да и те появлялись в нашем котелке не каждый день, ужин можно было считать царским. Тем более и сама сковорода занимала полстола.
— Ешьте на здоровье,— угощала Евдокия Андреевна.
— Что-что...— улыбнулся Серега, поддевая вилкой яичный желток вместе с ломтиком истекающего жиром сала.
Дядя Коля тоже было нацелился на золотистый желток, обволакивавший ломтик сала, он уже протянул было руку, как вдруг оглянулся на окно, возле которого сидел, и задернул шторку.
— Боишься? — усмехнулся Серега.
— Не боюсь, а так...— смутился дядя Коля, наконец принимаясь за тот же самый желток.
Мы с Димкой не отставали от взрослых.
У меня было такое чувство, будто все, что я пережил в последние дни, случилось не со мной, а с кем-то другим. Речка Малая Китатка, золотой самородок невиданных размеров, бегство Федьки, встреча с геологами, схватка в сарае — все казалось фантастикой. И только вкусная яичница, на глазах исчезающая со сковородки, да усталые, худые и заросшие лица моих товарищей заставляли верить в реальность происходящего.
Евдокия Андреевна насторожилась, прислушалась.
— А вот и она, легка на помине! По шагам слышу, что она.
— Фрося?
— Фрося, точно. Эта не позволит, чтобы ее связали вожжами. Она сама кого хочешь свяжет.
Дядя Коля стыдливо крякнул и принялся снова за яичницу.
Слышно было, как в сенях кто-то стукнул дверью. Потом твердые, уверенные шаги раздались в кухне.
— Есть тут кто живой?
— Есть, есть... Пока — есть... Заходи, Ефросинья,— отозвалась Евдокия Андреевна.
В проеме дверей показалась высокая, ладная, в кофточке, перетянутой в поясе, и длинной юбке молодая черноглазая и румяная женщина. Это и была Фрося, солдатка.