Первое приключение

Макинтайр Вонда Н.

Она подумала, как много верноподданных граждан империи имели представление, на что олигархия тратила их десятины. Она подумала, а сколько вообще верноподданных граждан знали, что есть такая – олигархия. Коронин воспитали в почитании императрицы, но среди высшего класса было всем известным секретом, что олигархи полностью контролировали своего бессильного, беззубого, лишенного потомства суверена. Отпрыски знали этот секрет и вполне доверяли слухам: Коронин слышала, из разных источников, что олигархия намеренно позволила мозгу императрицы деградировать до растительного

состояния, и затем поддерживали ее тело в живом состоянии, с помощью машин и протезов. Когда Коронин была моложе, она могла в это не верить; но теперь она верила.

– Звездный Флот!

Животное взвизгнуло в страхе, подбежало к ней и присело на корточки у ее ног.

– Так, – сказала она. – Сегодня ты правильно надел рубашку. Так что можешь получить завтрак.

Животное заскулило и заерзало от удовольствия. Коронин держала кусочек фрукта почти в пределах его досягаемости, и засмеялась, когда он подпрыгнул за ее рукой.

– Тихо!

Звездный Флот присел, дрожа и не сводя с пищи жалобного взгляда.

– Хорошо, – сказала она, и дала ему фрукт.

Он быстро проглотил его и стал озираться в поисках нового.

Коронин забыла о животном. Она изучала голографическую звездную

карту, чтобы решить, как лучше приступить к грабежу кораблей, идущих в Фалангу. Слишком близко подойти к основному пространству Федерации означало привлечь внимание патрулей; слишком близко к окончанию Фаланги, – и «Куундар» наткнулся ба на защиту Федерационной звездной базы. Но вот середина, – да, середина казалась вполне уязвимой.

– Сержант.

– Да, Коронин.

Он отвечал с похвальной почтительностью и использовал верное

обращение, более не называя ее «моя госпожа». Произносимый членом бандитской команды, титул звучал как оскорбление.

Она относилась к титулу более серьезно, она не будет использовать его снова до тех пор, как он снова будет ее в глазах признаком высшего класса ее общества. И он будет ее.

– Проложите курс к Фаланге Федерации.

Стюарды Звездного Флота не позволяли скапливаться остаткам; полупустые бокалы и грязные тарелки, замусоренные подносы и пустые бутылки исчезали, не успев появиться. Когда почти все, кроме нескольких гостей, отбыли по направлению к своим кроватям, только на одном столе осталось несколько бутылок охлажденного шампанского, – поднос с бутылками и поднос с закусками, – будто подготовленные для еще одной, только маленькой, вечеринки.

Джим сидел у наблюдательного порта, изредка бросая взгляд на космодок. Он слишком устал и слишком был взвинчен, даже чтобы хотеть спать. Ему хотелось попытаться объяснить матери, почему он так разозлился; хотелось поговорить с Сэмом и извиниться за то, что нагрубил в ответ на заботу. Но Винона уже, конечно, спала, а Сэм, хоть и был здесь, завладел гитарой музыкантов, когда те закончили играть. Он негромко наигрывал на ней, аккомпанируя Ухуре, которая тренькала на маленькой арфе, напевая живую ирландскую песенку. Пара сотрудников Водевильной Компании еще оставались здесь, но Амелинда Лукариэн испарилась.

Будь он в

лучшем настроении, Джим бы подсел ближе к певцам и с счастливо слушал бы лейтенанта Ухуру всю ночь напролет. Вместо этого, он встал и вышел из зала, задержавшись на миг возле стола, чтобы захватить два бокала и полную бутылку шампанского.

– Джим, подожди!

Сэм догнал его возле турболифта. Он держал третий бокал и маленький пищевой контейнер.

– Я все гадал, как скоро ты придешь к этому, – сказал Сэм.

– Может, я просто пошел напиться. В одиночестве, – Турболифт прибыл, Джим вошел внутрь.

Сэм взглянул на бокалы.

– Мой брат пьет в две руки.

Джим открыто улыбнулся и впустил Сэма в лифт.

– Что ж, я определено ценю моральную поддержку.

Сэм подбросил контейнер в воздух и поймал его. Нарезанные овощи

застучали о прозрачный пластик.

– А я собираюсь подружиться с лошадью.

Они задержались на галерее. Лукариэн принесла к корралю раскладушку и

устроилась так, чтобы можно было спать, просунув одну руку в ограждение. Крылатая лошадь стояла возле нее; она дремала, уткнувшись носом в пальцы Лукариэн. Глянцевитый черный цвет ее шкуры отливал глубоким пурпурным и петушье-синим на ее ушах, ногах, в пятнах на ее спине и боках. Ее грива и хвост ниспадали случайными прядями, переливаясь от черного к ярко-синему, пурпурному и радужно-зеленому. Она сложила свои широкие крылья, и цвет перьев смешался с тенями ее шкуры.

– Лучше нам потом зайти, – сказал Джим.

При звуке его голоса, Афина подняла голову и фыркнула. Лукариэн села, часто моргая.

– Что вы хотите? – Она откинула одеяло. Она сменила черное трико на штаны с завязками снизу и мешковатую свободную рубашку.

Джим полез вниз по трапу, держа бутылку и бокалы в одной руке.

– Я хочу извиниться, – сказал он.

– Мы насчет мирного договора, – Сэм открыл контейнер и зачерпнул пригоршню нарезанных овощей. – Афина любит морковные розочки?

– Да. Во всяком случае, морковь любит. Она никогда не имела дела такой изысканностью, как морковные розочки.

Пока Джим открывал шампанское, Сэм предложил Афине морковь. Она,

трепеща крыльями, опасливо приблизилась. При всей ее кажущейся дикости, у нее были спокойные, кроткие серые глаза. Она потянулась к нему, словно искушенный старый пони, подозревающий уздечку, припрятанную где-нибудь, – например, за Сэмовой спиной. И взяла кусочек губами.

– Это адмирал вам приказал сюда прийти? – сказала Лукариэн. –

Неважно, извинитесь вы или нет. Я отсюда не снимусь, хоть что там. Конечно, хорошо быть там, где вам рады, но компания не может позволить себе такую роскошь, как излишняя разборчивость.

– Он не заставлял меня извиняться, – сказал Джим. – И вам вовсе нет

нужды расторгать контракт. – Он засмеялся, – невесело, но с ироничным пониманием. – Да это ничего бы и не изменило, если вы так и поступите. Адмирал все твердо решил. Если вы откажетесь, он просто найдет кого-нибудь еще.

– А если вы откажетесь? – спросила Лукариэн.