Первое. Полдень
Шрифт:
– Мы еще встретимся, – ответил я.
– Хорошо.
– Давай и вправду завтра у малышки. Я действительно собираюсь ее навестить.
– Я тоже.
– Я запишу твой телефон.
– Конечно.
Она продиктовала номер, я вбил его в мобильник и тут же позвонил ей, чтобы мои десять цифр отпечатались в ее аппарате.
– Запиши, – улыбнулся я, – что я – Максим Березин, отец твоего ребенка.
Она никак не прокомментировала мою шутку.
– Ну пока, – она протянула мне руку.
Я взял ее руку в свою, и тут меня как прорвало.
– Подожди! Послушай! Ведь тебе не хочется уходить! И я не хочу, чтобы ты уходила! Останься, встретим Новый год вместе. Прямо здесь! У меня есть шампанское. Ты же знаешь: как встретишь Новый год, так его и проведешь! А я хочу… Я хочу провести его с тобой!
В ее лице что-то дрогнуло. Мне показалось, что она вот-вот согласится, но тут хлопнула дверь подъезда, и на мороз вылетел двухметровый шкаф в пиджаке, галстуке и в тапочках.
– Ты че тут делаешь?! – немедленно потянул он на меня. И тут же гаркнул Екатерине: – Ты кого это привела?! Проститутка!
Я оценил диспозицию и тихо бросил верзиле:
– Полегче с дамой.
– Ты!.. – кинулся он на меня. – Ты меня еще учить будешь?!
– Костя, Костя! – уцепилась за его плечо Катя. – Не надо!
Но мужик легко стряхнул ее руку и, матерно ворча, стал наступать на меня, пытаясь схватить за грудки. Я легко отвел его руку. Он неуклюже замахнулся и – самбо, самбо, самозащита без оружия – тут же пропустил мой удар в нос.
– Ой-ей-ей! – он схватился обеими руками за лицо. По его небойцовской реакции я понял, что он уже успел изрядно поднабраться и еще – что он трус.
Катя растерянно глянула на меня.
– Поздравляю, – холодно молвил я. – Достойный выбор.
– Не все так просто, – тихо возразила она. И совсем шепотом добавила: – За любовь надо уметь бороться. – И мягко обратилась к своему плачущему шкафу: – Пойдем, Костя, в дом. До Нового года пять минут.
Я не стал ждать, пока она уведет своего охламона, развернулся и ушел.
На душе было тоскливо.
На улице я слышал, как синхронно бьют куранты во всех квартирах, как все орут «Ура!» и «С Новым годом!», как хлопают пробки шампанского. А я брел по заснеженной улице и думал: «Вот именно, как встретишь – так и проведешь». Но больше всего мне почему-то было жалко не себя и не Новый год, а мою девушку. Катю.
…Остаток новогодней ночи я провел в баре «Двойная доза» городка Щ. Ехать к друзьям на дачу решительно не хотелось.
Пускать внутрь заведения меня не желали: «Мест нет!» – «Я посижу у стойки!»
Я все-таки прорвался и к двум часам изрядно нагрузился. Я выкурил одну из тех сигар, что вез друзьям. Девушки хорошо идут на запах «коибы», и вокруг меня уже вилась новогодняя пташка – честно говоря, в тот момент мне совершенно не интересная. Однако, чтобы досадить Кате, я готов был познакомиться поближе…
И тут вдруг пришла эсэмэска. От нее. «Прости меня. Но я правда хочу тебя видеть. Давай завтра
Я засмеялся. Хлопнул на радостях еще один виски и стремительно начал трезветь. Назавтра мне хотелось быть в форме.
На самой первой электричке я вернулся домой и завалился спать.
…У пьяниц и влюбленных сон короток, и в девять я уже был на ногах, как ни странно, бодрый и выспавшийся.
Я заставлял себя не думать о Кате. Только о малышке. Ее судьба тоже взволновала меня. Не настолько, конечно, как отношения с Катей, но все-таки сильнее, чем я рассчитывал.
И потом: всегда, во все времена, забвение от несчастной любви мужчины находили в работе. А суть моей работы во многом заключалась в том, чтобы добывать информацию. Анализировать, сопоставлять…Наблюдать, выслеживать…
«Интересно, кто она, мать девчушки? – размышлял я, принимая душ, а потом заваривая себе кофе. – И такое варварство – бросить новорожденную на рельсы?! Если от нежеланных детей избавляются, то обычно все-таки менее бесчеловечными методами. Например, оставляют в роддоме. Ну или забывают на пороге больниц. В самом ужасном случае – просто выбрасывают на мороз… И потом: ребеночку уже месяц, сказала Катя… Ах, Катя, Катя, ты всплываешь в памяти и делаешь меня безвольным! Мне хочется думать о тебе, грезить о твоих глазах и губах, предвкушать нашу встречу…»
Сделав над собой усилие, я вернулся мыслями к малышке:
«Итак, девочке – месяц. Поэтому… Непохоже, чтобы решение бросить ребенка было у матери выверенным, хорошо обдуманным. Когда матери все взвешивают и понимают, что, допустим, не могут кормить, или некому ухаживать, или нет денег, чтоб вырастить, – они избавляются от ребенка еще в роддоме. Или сразу после… Но, по-моему, не тогда, когда мать уже повозилась с новорожденным, начала его выкармливать, заботиться, привязываться… А бросить на рельсы, под электричку – это похоже на ослепление, внезапное помешательство, бред… На изощренную, извращенную месть…»
Я замер с кружкой кофе у окна. Все дома напротив спали, в серой поземке новогоднего утра на улице не наблюдалось ни единого человека…
«Именно месть?.. – продолжил размышлять я. – Да, да! Это слово здесь очень кстати… Похоже на правду… Да, месть!.. Порой безумные матери мстят своим близким через собственных детей… Была одна такая даже в греческой мифологии… Как ее там? Антигона? Листистрата?.. Нет, кажется, Медея!.. [1] Итак, наша мамашка, бросившая младенца на рельсы, мстила – примем сей факт как версию… Мстила – но кому? И за что? Самой себе? Собственным родителям? Отцу?»
1
Медея – волшебница в греческой мифологии. Она убила своих детей, рожденных от Ясона, чтобы досадить ему.