Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства

Ранович Абрам Борисович

Выборным по жертвоприношениям села Александру Незос от Аврелия Диогена Сатабута из села Александру Незос 72 лет, дом у подножия холма справа. Я всю свою жизнь приносил жертвы богам и теперь в вашем присутствии принес жертву согласно предписанию и совершил возлияние и вкусил от жертвенного мяса и прошу вас засвидетельствовать. Будьте счастливы. Подписал Аврелий Диоген. (Другой рукой:) Я, Аврелий Сир, видел, как ты приносил жертвы вместе с (сыном). (Третьей рукой)… он… (Первой рукой) В первый год императора цезаря Гая Мессия Квинта Траяна Деция благочестивого, счастливого Августа. Эпиф 2 [278] .

278

26 июня 250 г.

186. W. 125. Арсиноя. 250 г.

433 [279] . Выборным по жертвоприношениям от Аврелии… жрицы Петесуха великого, великого, вечно живого, и богов, в квартале Моерис… я всю свою жизнь приносила жертвы богам и теперь согласно распоряжению в вашем присутствии принесла жертву, совершила возлияние и вкусила

от жертвенного мяса и прошу засвидетельствовать. (На этом папирус обрывается.)

187. Тацит, Annales, II, 85

Шла также речь об изгнании египетского и иудейского культов, и состоялось сенатское постановление [280] о том, чтобы зараженных этим суеверием четыре тысячи вольноотпущенников, которые имеют для того годный возраст, отвезти на остров Сардинию для усмирения тамошних разбойников и что невелика будет потеря, если они там погибнут от тяжелого климата; остальные же должны уйти из Италии, если до известного дня не оставят своих нечестивых обрядов.

279

Папирус, по-видимому, представляет собою лист, вырванный из официальной книги, куда заносились такие акты за определенным номером.

280

19 г.

188. Тацит, Annales, XV, 44

Приводимый ниже отрывок из Тацита представляет собою, по общему признанию большинства историков, филологов и даже многих богословов, благочестивую христианскую фальсификацию, имеющую целью освятить ореолом старины легенду о мучениках. Аргументы против подлинности этого отрывка общеизвестны, их можно найти хотя бы у Древса.

… Но ни человеческой помощью, ни щедротами принцепса, ни умилостивлениями богов не устранялся позорный слух, что пожар [281] был делом приказания. Поэтому, чтобы уничтожить этот слух, Нерон подставил виновных и применил самые изысканные наказания к ненавистным за их мерзости людям, которых в народе называли христианами. Человек, от которого они получили свое название, — Христос — был в правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом, и подавленное на время пагубное суеверие вырвалось снова наружу и распространилось не только по Иудее, где это зло получило начало, но и по Риму, куда стекаются со всех сторон и где широко прилагаются к делу все гнусности и бесстыдства. Таким образом, были сначала схвачены те, которые себя признавали (христианами), затем по их указанию огромное множество других, и они были уличены не столько в преступлении, касающемся пожара, сколько в ненависти к человеческому роду. К казни их были присоединены издевательства: их покрывали шкурами диких зверей, чтобы они погибали от растерзания собаками, или пригвождали их к кресту, или жгли на огне, а также, когда оканчивался день, их сжигали для ночного освещения. Нерон предложил для этого зрелища свой парк и давал игры в цирке, где он смешивался с плебсом в одеянии возницы или правил колесницей. Поэтому, хотя христиане и были люди виновные и заслуживающие крайних наказаний, к ним рождалось сожаление, так как они истреблялись не для общественной пользы, а ради жестокости одного человека.

281

Речь идет о пожаре Рима в 64 г.

189. Тертуллиан, ad Scapulam

Гл. II. Мы поклоняемся единому богу… Относительно других существ, которых вы именуете богами, мы знаем, что они не что иное, как демоны. Однако право — естественное и публичное — требует, чтобы каждый поклонялся тому, кому хочет… Обвиняют нас также в том, что мы не имеем достодолжного почтения к императорам; но между нами никогда вы не встречали ни Кассиев, ни Альбианов, ни Нигрианов [282] . Те самые, которые накануне клялись гением цезаря, приносили жертвы и давали обеды за благополучие императоров и часто осуждали христиан, оказались врагами императора. Христианин никому не враг, а тем менее императору, зная, что бог его поставил императором и что его надо любить, уважать, что надо оказывать ему почести, молиться о здравии его и о благополучии государства, доколе мир стоит. Стало быть, мы почитаем императора столько, сколько нам дозволено почитать его, и в той мере, в какой он сам этого должен желать. Мы признаем его за человека, который хранит данную ему от бога в удел власть, который поставлен богом и который ниже одного только бога. Император, конечно, одобрит подобных почитателей, потому что мы, ставя его ниже только бога, признаем его выше всех людей и даже выше всех ваших богов, которые состоят в его власти. Мы также приносим жертвы за благоденствие императора, но приносим их единому нашему и его богу, а жертвы эти — молитвы, предписанные нам богом… Мы составляем большую часть империи, а между тем мы настолько тихи и выдержанны, что вы знаете нас только как одиночных частных лиц…

282

Т. е. цареубийц.

Гл. III. Когда судьей был Гиларион, (народ) по поводу отвода площади (area) под наши кладбища кричал: «Не отводить земли!» И вот земля оказалась не их: они не собрали жатвы [283] .

Гл. IV. Мы не думаем тебя пугать, потому что и сами тебя не боимся, но мы хотим, чтобы весь мир был спасен. Советуем тебе не бороться с богом… Сколько, впрочем, строгих правителей пыталось изменить этого рода судебные процессы! Например, Цинций Север, который сам преподал Тистру правила, как христиане должны отвечать (на допросе), чтобы их оправдали. Или, например, Веспроний Кандид, который считал достаточным признавать христиан нарушителями порядка и довольствовался тем, что присуждал их к публичному извинению перед согражданами. Или, например, Аспер, который, поступив несколько жестоко при первоначальном допросе одного христианина, тотчас отпустил его, не принуждая его принести жертву богам; предварительно же он сказал адвокатам и заседателям, что ему чрезвычайно неприятно разбирать

подобного рода дела. Или, например, Пудент, который искусным образом включил в обвинительный акт одного привезенного к нему христианина обвинение в вымогательстве, а так как свидетелей которые бы уличили в этом обвиняемого, не нашлось, то он объявил, что дело ввиду этого слушанием продолжать нельзя. Эти факты могут вразумить тебя, в каком духе тебе надлежит действовать… Север, знавший многих патрициев и знатных дам, принадлежавших к нашей секте, не только не преследовал их, но всячески покровительствовал и умел противостоять свирепости народа, вооруженного против нас. Во время похода Марка Аврелия в Германию христианские воины молитвами своими испросили с неба обильный дождь, когда армия крайне нуждалась в воде…

283

Здесь игра слов: area означает «площадь» и землю под посевом. За то, что язычники не хотели предоставить христианам area для кладбища, бог их наказал неурожаем.

Гл. V… Когда Аррий Антоний преследовал христиан в Азии, то все христиане его провинции, собравшись вместе, явились перед его судилище. Он некоторых посадил в темницу, а другим сказал: «Трусы, если вы хотите умереть, то разве нет достаточно веревок и пропастей?» …Какие мучения претерпит Карфаген… когда воинам твоим придется отсекать головы не кому иному, как друзьям или родным своим, когда они найдут между ними (христианами) римских патрициев и знатных матрон, столь же благородных, как ты сам, и, может быть, твоих собственных ближайших родственников и искренних друзей? Итак, воздержись ради себя самого, если не ради нас; ради Карфагена, если не ради себя.

IV. Антихристианская литература

190. М. Минуций Феликс, «Октавий»

Апологетическое сочинение Минуция Феликса написано, по образцу цицероновского трактата «О природе богов», в виде диалога между автором, его другом христианином Октавием и язычником Цецилием. Если допустить вместе с Дессау, что этот Цецилий тождествен с упоминаемым в надписях из Цирты в Африке, относящихся к 200—217 гг., Caecilius Natalis, то диалог Минуция Феликса написан в первой четверти III в. Установить, заимствовал ли Минуций Феликс свою аргументацию у Тертуллиана, или наоборот — Тертуллиан использовал «Октавия» для своего «Apologeticus», — не удается. Поэтому датировка диалога «Октавий» остается невыясненной, и возможно, что его следует отнести к концу II в. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что речь Цецилия, как об этом прямо сказано в тексте книги (гл. 9 и 31), излагает антихристианское сочинение ритора и юриста М. Корнелия Фронтона, бывшего консулом в 143 г. Среди дошедших до нас неполностью сочинений Фронтона его речь против христиан не сохранилась. Но это древнейшее сочинение, направленное против христиан (Фронтон умер около 179 г.), по-видимому, в основном изложено Цецилием. Помимо обычных обвинений политического и уголовного характера, Цецилий-Фронтон дает и критику некоторых христианских догматов — притом критику, не потерявшую свою убедительность и до сих пор.

Интересна квалификация христианства как выражения бессилия.

Но Цецилий-Фронтон отнюдь не атеист, он критикует христианство с точки зрения приверженца официальной римской религии.

Надо полагать, Минуций Феликс в качестве апологета выдвинул на первый план наиболее уязвимые места речи Фронтона — рассказы по слухам о всякого рода гнусностях, которые якобы творились христианами, и меньше внимания уделил его более солидным аргументам. Но, во всяком случае, речь Цецилия позволяет судить о том, какое представление о христианах было у просвещенного римлянина середины II в.

Из речи Цецилия мы опускаем его апологию римской религии.

Гл 8. Итак, хотя природа и происхождение богов неизвестны нам, однако все народы согласно и твердо уверены в их существовании, так что я не могу выносить такой дерзости, нечестивого безрассудства тех людей, которые стали бы отвергать или разрушать религию, столь древнюю, столь полезную и спасительную. Пусть Федор Киренский или живший до него Диагор Мелийский, которому древность дала прозвище «безбожника», не признавая никаких богов, пытались разрушить всякое благоговение, всякий страх, на котором зиждется человеческое общество; однако те философские системы, которые следуют этому нечестивому учению, никогда не будут пользоваться славой и уважением. Протагор из Абдеры, скорее дерзко, чем неистово, рассуждавший о богах, был афинянами изгнан из их пределов, а сочинения его были ими публично преданы сожжению. И не должно ли глубоко сожалеть — я надеюсь, что вы позволите мне в порыве негодования говорить с большей откровенностью, — не следует ли сожалеть о том, что дерзко восстают против богов люди жалкой, запрещенной, презренной секты, которые набирают в свое нечестивое общество последователей из самой грязи народной, из легковерных женщин, заблуждающихся по легкомыслию своего пола, люди, которые в ночных собраниях со своими торжественными постами и бесчеловечными яствами сходятся не для священных обрядов, но для мерзостей. Это — люди скрывающиеся, избегающие света, немые в обществе, говорливые в своих убежищах. Они презирают храмы как гробницы богов, отвергают богов, насмехаются над священными обрядами, милосердствуют о бедных, если возможно; сами полунагие, они пренебрегают почестями и багряницами жрецов. Удивительная глупость, невероятная дерзость! Они презирают мучения, которые у них пред глазами, и боятся неизвестного и будущего. Они не страшатся смерти, но боятся умереть после смерти. Так обольщает их обманчивая надежда на воскресение и заглушает в них всякий страх.

Гл. 9. Так как нечестие разливается скорее при помощи все более усиливающегося с каждым днем развращения нравов, то ужасные святилища этого нечестивого общества умножаются и наполняются по всему миру. Надо его совсем искоренить, уничтожить. Эти люди узнают друг друга по особым тайным знакам и питают друг к другу любовь, не будучи даже между собою знакомы; везде между ними создается какая-то как бы любовная связь, они называют друг друга без разбора братьями и сестрами, так что обыкновенное любодеяние через посредство священного имени становится кровосмешением: так хвалится пороками их пустое и бессмысленное суеверие. Если бы не было в этом правды, то проницательная молва не приписывала бы им столь многих отвратительных злодеяний. Говорят, что они, не знаю по какому нелепому убеждению, почитают голову самого низкого животного — голову осла: религия, достойная тех нравов, из которых она произошла.