Первопрестольная: далекая и близкая. Москва и москвичи в прозе русской эмиграции. Т. 1
Шрифт:
А барин Сергей Львович стоит на дворе, на ступеньках, без шляпы. Стучит по перилам крупный дождь.
За полночь прошумел внезапный ветер в сиренях, закачало тени дерев на бульварах, и редкие капли застучали по заборам, по крышам, всё шумней, всё шумней. Точно отсырев, мигала молния, и приглох, откатился гром, жидко дребезжа где-то далече в дружном шуме свежего ливня.
За тёмным садом пробегают ещё голубые зарева, и тогда страшно светится лицо Сергея Львовича и зыбится его тень на стеклянных дверях. Помято, сбито кружевное жабо, расстегнут серый фрак. По лысому лбу постукивают холодные капли. Он, не понимая, слизывает их с губ.
— Батюшка-барин, да куда вы убёгли, ножки промочите, чай, дождь полетел…
— Няня, ты, — озирается барин, — а Надежда Осиповна [169] , Надя как… Она кричит?
— А и нет, вот и не столички. Вовсе оправилась… Родила.
—
И точно ребёнка, легонько подталкивая в спину, уводила его в комнаты няня.
169
Надежда Осиповна —Надежда Осиповна Пушкина, мать поэта, урождённая Ганнибал (1775–1836) . Прим. сост.
— Ишь, без шапки убёг… Почивать ступай, не беспокой ты себя.
Зазвенела стеклянная дверь. Дождь смутным шумом ворвался в сенцы, брызнул прохладой…
Будошник, тот самый, что спрятался от грозы, сдвинув на затылок треуголку, высунул голову, подставив воде и ветру морщинистое лицо.
Ночь посерела, стала водянистой, мутной. Кругом шепталось, шумело. Капли шлёпали о мостовую, как лёгкие, мокрые шажки бесчисленных прохожих…
А наутро умытая Москва играла, горела на солнце, в тумане тёплых рос, громадной горкой влажных самоцветов, вспыхивая рубинами, изумрудами…
Золотыми полыми шарами плавал звон к ранней [170] . Над самым Кремлём, в нежном, чуть зеленоватом небе, над блистающими куполами, кудрявыми белыми птахами стоят крошечные утренние облака.
У гауптвахты, мимо полосатых столбов, гремя барабанами, прошагали солдаты. Все высоко подымают ногу, как цапли, у всех гамаши [171] до колен. Сияют белые ремни на синих кафтанах, лица красные, как из бани, букли белые, медные каски широко плещут солнцем. Пронесли медный блеск, барабанный гул…
170
К ранней— т. е. к заутрене . Прим. сост.
171
Гамаши —накладки из толстой ткани или кожи, которые надевались на туфли или низкие ботинки . Прим. сост.
Чиркая мокрыми колёсами, кренясь в грязи, проплыла у Иверской карета. Гайдук [172] верхом на пристяжной, треуголка поперёк лба, размахивает бичом, а долгие ноги, как жерди, волочатся с коня, и жижей, лепёхами обрызганы чулки…
В зеркальных стёклах кареты дрожь солнца, отражение луж, вывесок, бородатых мужиков, картузов, красных платков, гречевиков.
Над сияющими лужами дымит розоватыми столбами пар.
От Иверской карета доплыла на Немецкую улицу. Барин в коричневом фраке, полный и круглый, проворно выпрыгнул на мокрые мостки.
172
Гайдук —выездной лакей . Прим. сост.
Зальца залита солнцем. Дрожит свет на золотых рамах, косыми дорогами сечёт воздух, горит на красных спинках диванов.
Девка Гаша визгнула, всплеснула руками, дико шарахнулась от круглого барина:
— Василий Львович [173] приехали!
Тот махнул на неё треуголкой.
— Шш-шш… Что с девой сталось?
А ему кланяется няня в белой пелеринке, светлая, чинная.
— Радость у нас. Бог мальчика принёс.
— Вот такой махонький младенчик, — визжит Гаша, попрыгивает, косица трясётся, показывает на пальцах младенца не больше вершка.
173
«Василий Львович приехали!»— имеется в виду Василий Львович Пушкин (1766–1830), дядюшка поэта, отставной поручик и стихотворец . Прим. сост.
Вышел в зало Сергей Львович, бледный, лицо помятое, светлый кок на лбу спутан.
— Здравствуй, Василий.
— Ну, поздравляю, брат… Сказывал тебе, всё будет благополучно.
— Ах, я намучился. Ночь без сна.
— И я не спал. Сочинял, брат… К Наде дозволено?
— Прошу.
Братья идут мимо окон, под руку.
—
174
Старик-то наш, Суворов… —речь идет о знаменитом полководце генералиссимусе Александре Васильевиче Суворове (1730–1800), графе Рымникском (1789) и князе Италийском (1799). В год рождения Пушкина Суворов руководил итальянским и швейцарским походами русской армии, разбил французов в нескольких сражениях, а затем вывел армию из окружения через швейцарские Альпы . Прим. сост.
175
Пьемонт —Сардинское королевство; ныне северо-западная часть Италии . Прим. сост.
— Да, да, слава Богу, — улыбнулся Сергей Львович. — А какое имя мальчишке моему дать?
— Я про Италию, ты про святцы. Назови его Александром во славу побед Российских [176] …
В спальне, в полусвете опущенных штор, сквозит солнце и зелёный туман берез. В шёлковом белом чепце лежит на высоких перинах барыня Надежда Осиповна. Чуть залегли щеки, горят румянцем. Без сил пали по одеялу желтоватые руки.
— Устала, мой ангел?.. Брат поздравить пришёл.
176
Назови его Александром во славу побед Российских… —судя по контексту, Василий Львович имеет в виду суворовские виктории. Однако почти несомненно, что ангелом-хранителем и небесным покровителем Пушкина был св. Александр Невский. См., напр., работы последних лет: Грановская Н. И.Небесный покровитель рода Пушкиных; Лебедева Э. С.«Святому Невскому служил» (К вопросу об обстоятельствах крещения и о небесном покровителе А. С. Пушкина). — В сб.: Пушкинская эпоха и Христианская культура. Вып. IV. СПб., Центр Православной культуры, 1994. С. 68–81. Прим. сост.
Надежда Осиповна повела бровью, пожевала горячими губами:
— Благодарю… Мне бы его посмотреть, мальчика… Мальчика принесите.
На жёлтой подушке, в кружевах, несла его в барскую спальню нянюшка, а за нянюшкой шли Гаша, Дарья, кучер Антроп в плисовом камзоле, дворецкий Кир, старец белоголовый, ветхий и строгий, в гродетуровом кафтане [177] старинного покроя, казачок Петька, повар Андрон, тучный и всегда грустный, да ещё девка Фенька, кволая [178] Нюша, да ещё старушки, Бог весть их имена, что с позадворья, — весь дом…
177
В гродетуровом кафтане —т. е. в кафтане из плотной шёлковой ткани. Такая одежда пользовалась популярностью у духовенства и купечества и была в какой-то степени символом степенного, трезвого взгляда на жизнь . Прим. сост.
178
Кволая— здесь: хилая, болезненная . Прим. сост.
Шли они по залу, по самой солнечной дорожке, чинные и суровые, и все жмурились от солнца. Петька подсмаркивал носом, покуда Кир не дал ему щелчка. Петька от внезапности открыл рот, да так с открытым ртом и остался…
Нянюшка вошла в спальню, а все другие, точно их качнуло волной, кинули руки до полу в низком поклоне и загудели недружно:
— Здравствуйте, матушка-барыня…
— Подите, подите, — едва помахала на них рукой Надежда Осиповна. — Мальчик где?
Нянюшка, поджав запалые губы, поднесла к постели жёлтую подушку. Там шевелилось, выказывало ручки и ножки что-то тёмное, сморщенное.