Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
– Воевать, конечно.
Мануель Рибера обернулся.
– Стрелял когда-нибудь?
– Н-ну… н-нет еще…
– Что тогда, мать твою, ты собираешься делать с винтовкой?
– В казармах нас научили, как разбирать и собирать «маузер», – заявил Хосе Мария.
Рибера сплюнул.
– Смотри, очкарик, чтобы фашисты тебя самого не разобрали. А вот и ваши квартиры.
Их «квартиры» представляли собой несколько десятков сложенных в штабеля дырявых мешков с песком, позади которых была вырыта траншея. Не веря собственным глазам,
Мерседес медленно обошла вокруг. Не имеющее ничего общего с фронтовой землянкой, которую она рисовала в своем воображении, это место впредь должно было стать ее жилищем. Дно безобразной ямы покрывал толстый слой раскисшей грязи, а сверху, должно быть, вместо крыши лежало несколько листов ржавого железа. Все это сильно смахивало на видение из кошмарного сна.
Невыносимо воняло дерьмом.
– Боже правый, – угрюмо заметил Игнасио Перес. – Здесь уж никак не заблудишься. Иди на вонь – и придешь домой.
Мерседес взглянула на Хосе Марию. Он казался совершенно подавленным. «Интересно, как он собирается пережить эту зиму?» – подумала она.
Внезапно воздух над головой разорвал вой артиллерийского снаряда. Все как один распластались на земле и, уткнувшись лицами в грязь, прикрыли руками головы. Вокруг засвистела и забарабанила шрапнель.
Продолжавший неподвижно стоять лейтенант хмуро наблюдал за действиями новичков.
– Стреляют из миномета, – кратко прокомментировал он, когда они с опаской приподняли головы.
Стараясь скрыть смущение и отряхиваясь от грязи, они стали неуклюже подниматься.
– Это вам не отель «Ритц», – проговорил лейтенант. – Здесь и крысы водятся, и вшей полно. И одеял на всех не хватает. Но, по крайней мере, здесь вы защищены от огня вражеских пулеметов. А как лучше обустроить свое жилье – это уж вам самим придется позаботиться. И еще: не лезьте под пули и не путайтесь ни у кого под ногами. Прежде всего это относится к особам женского пола. Ясно? – Он с нескрываемым презрением посмотрел на женщин, повернулся и ушел.
Мерседес и ее подруги беспомощно жались друг к другу, стоя на пронизывающем ветру. Они чувствовали себя совершенно ошеломленными. Действительность оказалась хуже всех их самых ужасных ожиданий. Здесь не просто не было элементарных удобств, здесь вообще не было и не могло быть ничего личного, своего, интимного. Им предстояло жить в этой чудовищной грязи. Тут уж не до стыдливости. Даже наиболее крепкие из мужчин выглядели сейчас весьма обескураженными. Перспектива провести в таких условиях зиму им совсем не улыбалась.
Через некоторое время, немного придя в себя, они стали прикидывать, как сделать их «цитадель» более пригодной для жизни.
– Не могли бы мы вычистить все это дерьмо? – предложила совершенно убитая дикой вонью Мерседес. Однако желания повторить подвиг Геракла никто не изъявил.
Женщинам выделили часть траншеи в том месте, где покрывавшее ее
К тому же практически невозможно было достать дров – все уже давным-давно сожгли. Кое-как набрав пару охапок тоненьких веток, они сели в кружок погреться возле едва тлеющего костерка и перекурить.
И еще им стало ясно, что, кроме того, что удастся самостоятельно раздобыть, их еда будет состоять главным образом из аргентинской тушенки, да и то холодной, так как готовить пищу было и не на чем, и не в чем.
И, конечно же, насчет вшей и крыс Мануель Рибера сказал правду.
Пока они копошились в своей траншее, у них над головами беспорядочно свистели пули. Иногда одна из них ударялась о камень и, взвизгнув, рикошетом отскакивала в сторону. Хотя, когда это случалось, все непроизвольно пригибались, опасность явно была невелика.
Время от времени где-то неподалеку взрывалась мина, и было слышно, как, жужжа, проносились в рощицу шрапнельные пули. А один раз над ними в сторону Гранадоса с воем пролетел артиллерийский снаряд и гулко ухнул где-то на окраине города.
Через пару часов вернулся Мануель, чтобы проверить, как у них идут дела. В его глазах Мерседес увидела лишь откровенное презрение и поняла, что он считает их вовсе не бесстрашными героями, а бесполезной обузой. Ненужным балластом. Не сказав ни слова, он снова ушел.
До сих пор все их мысли были заняты борьбой с необустроенностью жилья, и враг казался чем-то абстрактным, не столь значащим. Однако, более или менее устроившись, несколько человек из них забрались на заградительный парапет, где ветер был особенно злым, и стали всматриваться вдаль. И увидели-таки националистов: маленькие серые фигурки беспорядочно сновали по пологим склонам низких холмов.
– Что это они делают? – спросила Мерседес. Хосе Мария поднес к глазам полевой бинокль.
– Ищут хворост, – сообщил он.
– Не такие уж они и страшные, – поделилась своим впечатлением Мерседес.
– Среди них есть солдаты Марокканской дивизии, – вмешался в разговор находившийся неподалеку ополченец. – Крутые мужики. Нам довелось столкнуться с ними прошлым летом. В плен им лучше не попадаться, тем более если ты женщина.
Марокканцы имели жуткую репутацию жестоких насильников и головорезов. Мерседес напрягла зрение, чтобы лучше рассмотреть противника, но от сильного ветра у нее заслезились глаза.
Ветер дул со стороны вражеских позиций, и можно было с уверенностью сказать, что в стане националистов вонь стояла не меньшая, чем в лагере республиканцев. И, без сомнения, у них тоже водились крысы и вши. До сознания Мерседес начала доходить вся отвратительная сущность войны.