Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
– О Господи! Если бы ты только знала, как банально, по-детски, звучат твои слова.
– И пусть.
– Иден. Иден!
Она не реагировала, снова закутавшись в пелену своего молчания.
Ван Бюрен тяжело поднялся.
– О'кей. Интервью закончено. Сейчас к тебе придет мать. Прощай.
– Я не хочу ее видеть.
– Она же приехала из самой Испании, Иден!
– Это ее трудности.
Ван Бюрен вышел из палаты. В коридоре ждала Мерседес. На ней был простой, но очень изящный костюм. Лицо хмурое.
– Как она? – тихо спросила
– Пойди и посмотри сама, – на ходу бросил Доминик. – Жду тебя на улице.
Возле двери палаты она в нерешительности остановилась, затем вошла.
– Ты шпионила за мной, – тихо проговорила Иден. – Платила совершенно чужим людям, чтобы они следили за мной. Как это низко!
– Да, – спокойно сказала Мерседес. – Это было не очень-то красиво. Но ты ведь отвернулась от нас, дитя мое. Почему ты не сообщила нам, что бросила университет? – Иден молчала. – Почему не сообщила, что втягиваешься в наркотики? Почему вообще перестала с нами общаться? Думаешь, мы не смогли бы помочь?
– Где Расти? – Иден уставилась на мать. – Вы не пускаете его ко мне?
– Неужели, кроме него, тебя ничто больше не волнует? Даже сейчас?
– Да. Он единственный, кто заботится обо мне.
– Он единственный, кто заботится о тебе, – с иронией в голосе произнесла Мерседес. – И ты сама в этом убедилась, не так ли?
– Вы запретили впускать его сюда?
– Нет.
– Запретили, я же знаю. Сказали, чтобы его не пропускали ко мне… и не соединяли его со мной по телефону.
– Ну, раз тебе известно, как мы с ним обошлись, ты теперь собираешься нас винить? – устало проговорила Мерседес. Она дотронулась до руки дочери. – Послушай меня, Иден. Фаган так все подстроил, что ты могла покупать наркотики только у него. Он сделал это, чтобы иметь над тобой полную власть. Он заставлял платить тебя за эту заразу в пять, десять раз дороже, чем платил за нее сам. Он использовал тебя. Безжалостно. В прямом смысле этого слова.
Холодная рука Иден безжизненно лежала в ее ладони.
– Я не желаю, чтобы вы даже приближались к Расти! – зло бросила девушка. – Оставьте его.
– Ты боишься, что он перестанет приносить тебе наркотики. Но как же ты не понимаешь?! – сжимая ее холодные пальцы, воскликнула Мерседес. – Здесь ты делаешься свободной от него. Свободной от героина. Когда ты отсюда выйдешь, ты уже больше не будешь думать ни об этой отраве, ни о Расти Фагане. Они навсегда уйдут из твоей жизни.
Глаза Иден на мгновение вспыхнули.
– Что значит «уйдут из моей жизни»?
– То и значит. Уйдут и все.
– Нет! – Иден внезапно отдернула руку и устремила на мать пылающий взгляд. – Если вы хоть что-нибудь сделаете с Расти, я вам больше слова не скажу! Я убью себя!
– Прекрати истерику.
– Ты что-то задумала. Я знаю. Знаю! Знаю твой злобный характер. Каким бы Расти ни был, я люблю его. Если вы с отцом что-нибудь сделаете, вы погубите меня.
Мерседес почти испугалась той страсти,
– Да никто ничего не задумал. Просто этот парень втаптывал тебя в грязь.
– Да, он втаптывал меня в грязь. – На лице Иден отобразилась гримаса горечи и обиды. – Ему нравилось унижать меня, нравилось заставлять меня пресмыкаться перед ним, нравилось, когда я корчилась в ломке. Чтобы получить от него дозу, мне иногда приходилось, как последней шлюхе, стоя на коленях, сосать у него член. А иногда он трахал меня, не спеша, в свое удовольствие, зная, какие страдания я испытываю, как разрывается моя душа. И многое другое. Все, что только приходило ему в голову. Он был очень изобретательным.
– Ради Бога, прекрати!
– Между прочим, я даже научилась находить в этом удовольствие, – продолжала Иден. – В некотором роде, унижение может доставлять радость. Прелесть взрослой жизни заключается в том, что ты по своему усмотрению можешь выбрать способы издевательства над собой.
– Что ты несешь?
– Расти наполнил смыслом мою жизнь.
– И это ты называешь смыслом? Это мерзость.
– Не большая мерзость, чем то, как живешь ты! – крикнула Иден с такой злостью, что у Мерседес лопнуло терпение.
– Ну ладно, – взорвалась она, – ты сосала его член, пресмыкалась перед ним. Можешь наслаждаться своей деградацией, если это то, чего ты хочешь от жизни. Но ведь он убивал тебя! Убивал! Как же ты не можешь этого понять?
– Что-то должно было меня убивать. И это «что-то» вполне могло быть тем, что я люблю.
– Что-o?!
Мерседес широко раскрытыми глазами уставилась на Иден, глаза которой начали медленно гаснуть: она вновь впадала в депрессию.
– Я так устала, – безразлично проговорила девушка.
– Почему ты хочешь умереть, Иден?
– Каждому хочется умереть, разве не так? – Она откинулась на подушки и устремила остановившийся взгляд в потолок. – Это ведь естественное желание.
«Она обезумела, – подумала Мерседес. – Потеряла рассудок».
– Ты не будешь скучать обо мне, – все тем же тихим, безразличным голосом продолжала Иден. – У тебя теперь есть Майя. Она твоя новая дочь. Ты любишь ее сильнее, чем когда-то любила меня.
Мерседес встала и направилась к выходу.
– Если вы хоть пальцем тронете Расти, я вам этого никогда не прощу, – сказала Иден. – Никогда.
Доминик ждал ее на автомобильной стоянке, прохаживаясь возле своего зеленовато-голубого «порше».
– Ну? – скептически произнес он.
– Она превратилась в скелет с безжизненными зелеными глазами, – сказала Мерседес. – Наверное, весит меньше, чем когда ей было четырнадцать лет.
– Да, – мрачно согласился ван Бюрен. – Заблудшая душа. Я начинаю ненавидеть свои визиты сюда. Может быть, стоит попробовать какое-нибудь альтернативное лечение?
– Не верю я всем этим шарлатанам. Пусть уж лучше остается здесь.